Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
Да подумал так: все они тут, кроме двоих, члены ли временного правительства или думского комитета, – все хотели от него отречения. Так – как же тогда вместе с ними править? на кого же опираться? Все эти люди столько воевали против правления брата, поносили трон. И – свергли. А теперь – станут его правительством?
Нет, политика – это что-то непереносимое! никогда бы не касаться её.
А говорить подходило – как раз великому князю. Отвечать, решать.
Но он не был готов!
– Господа… – потянул Михаил
Замялся. И все замялись.
И предложил великий князь: не может ли он теперь поговорить отдельно, с… с кем же, по порядку чинов, если не с председателем Думы и, очевидно, с председателем совета министров?
Князь Львов? Князь, при своём чистом полублаженном виде, не имел определённого мнения. Он мог и говорить, пожалуйста. Мог и не говорить.
А крупный, самодовлеющий и, кажется, всевластный Родзянко – смутился. (Почему это – именно с ним. Будет выглядеть как сговор с монархией за спиной общественности?…) Он ответил, что все здесь – одно целое, и частных разговоров никто не может вести.
И – покосился боязливо на Керенского.
О, как этот мерзавец вырос в силе! Да он и был уже главный среди них? Вот уж нестеснённый, вот уж самый свободный здесь человек, он разрешил галантно:
– Наш нравственный долг, господа, предоставить великому князю все возможности для правильного и свободного решения. Лишь бы не было посторонних влияний, телефонных разговоров.
Без телефона? – великий князь согласился.
Мог бы возразить Милюков: невыгодная комбинация? Но зато он сам выступил дважды.
А Гучков, – Гучков, если б сейчас его допустили тет-а-тет на две минуты, подал бы мысль: ваше императорское высочество, да не беритесь вы решать в полчаса, не давайте себя загнать в клин! Потребуйте день, два! Почему отречение не опубликовано? Дайте его узнать России, и будете думать вместе с Россией! Потребуйте два дня, – а за это время можно успеть даже в Ставку – и там истинное место ваше!…
Нет! Не мог Гучков при всех, при Керенском, передать ему своего ума. И – вообще не мог. Сам Михаил – не тот. Приход его к власти – благодетелен, но видимо невозможен. Да и Гучков – не тот, вдруг почувствовал исчерпание сил. Изъездился, изговорился вчера?
А между тем Керенский преградил путь великому князю в заднюю комнату:
– Пообещайте, ваше высочество, не советоваться с вашей супругой!
– Её нет здесь, – улыбнулся Михаил печально. – Она в Гатчине…
Великий князь с Родзянкой и Львовым ушли в другую комнату.
А тут – разбрелись, обсуждали, кто-то ещё спорил с Милюковым, так и не вставшим с дивана. Гучков сказал Некрасову и другому Львову, остолопу:
– Вы толкаете страну к гибели. И я с вами по этому пути не пойду.
Шульгину сказал:
– От вас не ожидал. Вы слишком
Но и с Милюковым не стали сговариваться.
Терещенко ходил, выглядывал в окна на Миллионную – как там гуляют с красными бантами и нет ли толпы сюда, в дом, линчевать их всех.
Прибывший с опозданием волосатый Ефремов показал Гучкову сегодняшний номер "Известий рабочих депутатов". Там была грозная статья против вчерашних слов Милюкова о регентстве.
Да той речи в Екатерининском зале, да ничего за минувший вечер Гучков и не знал из-за поездки.
Действительно, положение было столь упущено, что возвращаться можно было только гражданской войной. Очевидно, начав с ареста Исполнительного комитета.
Да Гучков бы – готов?
А если этим грозным статьям уступать, так будет только хуже.
Тут он вспомнил, что со вчерашнего дня Маша ничего о нём не знает. И пошёл спрашивать, где телефон.
В столовой две горничные в присутствии княгини накрывали завтрак на всех гостей. Телефон же оказался в коридоре.
Но едва только Александр Иваныч снял трубку – рядом с ним вырос нервный изгибчатый Керенский. И – уставился.
– Вы – что? – спросил Гучков совсем уже невежливым голосом.
Керенский, нисколько не смутясь, самоуверенно даже не сказал, а заявил:
– А я хочу знать, с кем вы будете говорить!
– Почему это вас может интересовать? – из-под нахмура еле спросил Гучков.
– А может быть, вы желаете вызвать воинскую часть и посадить Михаила силой?
Дурак-дурак. Как они все обучены урокам западных революций.
А впрочем – стоило бы.
– Нет, с женой. Оставьте меня.
Отошёл, но так, чтоб слышать издали, невежа.
Зачем он с этими двумя уединялся – Михаил и сам не знал. Просто – выиграть время, подумать?
Да на Львова он не надеялся, но на Родзянку всегда надеялся. Может быть тут, взакрыте, что-нибудь ясное подскажет?
А Родзянко, со своей высоты и самоварности:
– Надеяться не на что, ваше императорское высочество! Вооружённой силы нет ни у вас, ни у меня. Единственное, что я могу вам гарантировать, – это умереть вместе с вами.
– Благодарю вас, – улыбнулся Михаил.
Получалось так, что если принимать трон – то начать надо с того, что обмануть их всех? Тайком от них ото всех – бежать? И не успев посоветоваться с Наташей? Просить отсрочки до завтра, а ночью убежать? И даже придётся тайком от своего приставленного тут караула?
А Родзянко, как угадывая:
– И нельзя увезти вас из Петрограда, все автомобили проверяются.
Нет, не тот был момент, чтобы вскакивать на коня. Не армейская атака. Один.
– Благодарю вас, – тихо сказал Михаил. – Разрешите, я теперь побуду совсем один.