Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого
Шрифт:
Какая тоска!
И какое безсилие…
Если уж уходить – так крепко-крепко хлопнуть!
А вот – нет сил.
Сейчас, правда, внезапная смерть была бы – самый простой и почётный выход.
Уж останавливалось бы сердце до конца, что ли.
113
Воззвания Временного правительства к народу, к крестьянам – в деревню не попадают: газеты редко
Всякие платежи и налоги – деревня платить перестала.
В Ардатовском уезде отказались делать раскладку и казённых, и земских, и мирских сборов.
В селе Лебяжьем Ставропольского уезда Самарской губ. из прибывшей домой сотни солдат, отпускников и дезертиров, отделилась группа и с частью новобранцев учинили жестокий самосуд над старшиной и писарем, до полусмерти. На другой день эта шайка стала громить усадьбы зажиточных крестьян – но приехавшие из уезда милиционеры отговорили их. Тогда дезертиры намерились учинить самосуд над членами кредитного товарищества – этим удалось спастись бегством.
В Кромском уезде к казначею чернского кредитного товарищества явилось семь человек в солдатских шинелях: «Не нужна нам ваша кооперация!» – и отобрали ключи от складов и кассы.
В одном из сёл крестьяне подожгли склад земледельческих орудий.
В Сычёвском уезде Смоленской губ. во многих местах толпа крестьян громила «потребиловки» – сычёвскую лавку, жерновское общество, ярыгинские кооперативы, с насилием над кооператорами:
– Долой старое! Надо всё новое!
В Тёсовской волости того же уезда, слывшей одной из самых культурных, переизбрали комитет: удалили из него земского врача, учителя, всех интеллигентов. В новый состав выбрали и таких, кто не умеет расписаться. Комитетчикам назначили жалованье.
В селе Студенец новый сельский комитет выгнал учительницу из школы, выбросил на улицу её вещи: «Уезжай от нас!» А мужикам комитет запретил дать ей лошадь или приютить на время. Один старик всё же взял её в дом. Приходил священник, исповедал её и причастил.
Избрали в комитет: Терентия Кочета, Петруху Голяму и Устинью Курошницу. Все трое неграмотны, не могут надписать адреса на письме. Постановили: не платить аренды, и чтоб деревне выдали по фунту сахара на человека.
В селе Чернавке Самарской губ. возник многодневный спор между двумя комитетами, выбранными один за другим. Дошло до потасовки. Бабам это надоело, избрали свой третий комитет и послали делегаток в Самару: найти такую власть, чтобы водворила порядок.
Священник предупредил здешних охальников, что их ждёт виселица. На него написали епископу просьбу о смещении – но женщины отстояли своего
В селе Поповка Карловской волости под Полтавой созвали всех на сходку: «Будут объявлять, что кому брать из экономии». (В Карловке – имение герцога Мекленбург-Стрелецкого, 55 тыс. десятин, коннозаводство, три сахарных завода, один винокуренный.) На сходке приезжий, под вид мастерового, в кепке, с красной повязкой на рукаве:
– Вот вам, граждане, пришло право разобрать имущество герцогское. По решению комитета могут получить: Иван Пушко – молодого вола, Павло Корж – свинью, солдатская вдова Катерина Чиж – овцу, Андрей Грунько – железную борону тройную, Семён Марюхин – старого вола и ярмо, Серёга Зацепко – пару лошадей.
Мужики сперва мнутся – не уверены. Но за сутки – всё разобрали. (Чешут в затылке: одного вола – как в работу приставить?)
Прошла неделя – новый приезжий, новая сходка: всё – вернуть! имение герцога – теперь собственность государства.
А Павло Корж уже ту свинью зарезал: «Так чьё ж право настало? опять буржуков?»
Гудит сходка, отдавать не хочет. Требуют – и землю герцогскую делить.
Сельский сход в Ставропольском (Кавказском) уезде. Все кричат: «Долой земство!» – «Долой потребиловку!» – «Долой кредитное товарищество!» Старшина дал мужикам накричаться, а потом объяснил: новое правительство поддерживает и земство, и кооперативы. Стали кричать: «Долой старшину!»
Долго старшина уговаривал сход, не помогло, приняли: всё «долой»! Теперь хотели выбирать в продовольственный комитет, но явилась баба с жалобой на своего мужика: её прогнал, а взял любовницу. Тотчас поставили того мужика перед сходом и кричали: «Сослать в Сибирь!» Муж взмолился: прийму жену, а любовницу удалю.
В дер. Фёдоровке Козловского уезда местный сельский комитет, не надеясь на управу от властей, постановил и высек розгами своего сельчанина, укравшего две четверти овса у солдатки.
В Харьковской губ. в одной волости случай: крестьянин оскорбил икону. Волостной комитет приговорил его к голодной смерти: запер, не кормил, не поил.
В с. Спея Бендерского уезда крестьянский сход заподозрил лесничего в убийстве, приговорил к смертной казни – и тут же его разорвали на части.
В с. Сергиевском Калужской губ. в апреле один молодой мужик убил старуху из своего же села, она с поезда несла в мешках какое-то добро. В селе опознали. А властей теперь нет. Так сами схватили убийцу, привязали ему на спину лапти убитой старухи и пустили бежать по спуску к Оке, где срублен был лес, и некуда спрятаться. Отпустили сколько-то, потом Митька Тимарёв, только что приехавший с фронта и со своей винтовкой, – уложил, как зайца, издали.
Кучка этих мужиков, весело переговариваясь, возвращалась по аллее барского сада. Стоял тёплый безоблачный день. Увидели барышень Осоргиных на грядках, сняли шапки, приветливо поздоровались и: «Бог в помощь!»