Красное по белому
Шрифт:
— Я нахожу, что он прав.
— Согласен, но таким образом можно дойти и до крайностей. Может, например, показаться очень странным, если кто-нибудь возьмет палку и начнет колотить препарированные части, находящиеся на анатомическом столе.
— Что вы говорите!
— Чистую правду. Он сделал подобную вещь однажды. Я видел собственными глазами. Кажется, он хотел знать, как действуют на труп удары палкой.
— Но ведь вы говорите, что он студент-медик?
— Нет. Один Бог знает цель его занятий и изучений. Но вот мы и прибыли, и вы можете сами составить
Беседуя таким образом, мы повернули в переулок и прошли в маленькую дверь, находившуюся в боковом корпусе госпиталя.
Обстановка госпиталя не была чужда мне, и я не нуждался в проводнике, чтобы ориентироваться и найти дорогу. Я поднялся по широким каменным ступеням, от которых веяло холодом, и пошел по коридору с белыми стенами и отворяющимися налево и направо дверями, выкрашенными в темную краску. К коридору примыкал низенький сводчатый проход, ведущий в лабораторию. Это была громадная и очень высокая комната, сверху донизу заставленная флаконами и бутылями внушительных размеров. Широкие и низкие столы были расставлены по всей комнате там и сям, без всякого порядка. Реторты, ступки и бензиновые лампочки, на которых вспыхивало голубоватое пламя, сплошь загромождали все столы.
В глубине зала, наклонившись над столом и весь углубленный в свои занятия, сидел молодой человек. При шуме наших шагов он быстро поднял голову и бросился к нам, испустив восклицание триумфа и подсовывая под нос моего спутника стеклянную ступку.
— Вот он, вот он, единственный во всем мире реактив, который осаждает гемоглобин! Я нашел его! — воскликнул он.
И если бы он открыл залежи золотого песку, то вряд ли был бы более счастлив, нежели в настоящую минуту.
— Доктор Ватсон, Шерлок Холмс, — произнес Стэмфорд, представляя нас друг другу.
— Как поживаете? — приветливо сказал мне Шерлок Холмс, пожимая мою руку с силой, которой нельзя было подозревать в нем на первый взгляд. — Вы, я вижу, возвращаетесь из Афганистана.
— Каким образом вы можете знать? — совершенно ошеломленный, воскликнул я.
— Ну, это все равно! — ответил он, улыбаясь своим мыслям. — В настоящую минуту меня более всего занимает гемоглобин и его реактив. Надеюсь, что вы понимаете все громадное значение моего открытия?
— Несомненно, что это открытие очень полезно и важно в области химии, но с практической точки зрения…
— Как! Да ведь это именно такое открытие, которое принесет громадную пользу в практической жизни! Подобного ему не было сделано в течение уже многих, многих лет. Разве вы не понимаете, что при помощи этого реактива мы будем безошибочно распознавать пятна, сделанные человеческой кровью? Подите-ка сюда! — и в порыве радости и нетерпения он схватил меня за рукав и потащил к столу, за которым занимался. — Добудем сначала немного свежей крови…
Проговорив это, он сделал ланцетом разрез на своем пальце и взял каплю крови в тоненькую стеклянную трубку.
— А теперь я опущу эту каплю крови в литр воды, — продолжал он. — Заметьте, что вода сохранила совершенно такой же вид, какой имела и раньше.
Говоря таким образом, он опустил сначала в сосуд несколько прозрачных кристалликов, а затем влил туда же немного какой-то бесцветной жидкости. В один момент вся вода приняла цвет потемневшего красного дерева, а на дне сосуда появился коричневатый осадок.
— Ха! Ха! — восклицал Холмс, хлопая в ладоши с видом ребенка, которому предложили новую игрушку. — Что вы думаете об этом?
— Думаю, что этот реактив редкой чувствительности, — заметил я.
— Чудесный реактив! Прямо чудесный! Получали и прежде осадок при помощи бакаута, но он очень слабый и несовершенный. Точно такой же слабый результат получался и от исследований кровяной капли под микроскопом, потому что состав крови сильно изменялся уже через несколько часов. А мое средство производит реакцию одинаково хорошо как свежей, так и старой, запекшейся крови. О! Если бы это открытие было сделано раньше, многие и многие сотни людей, совершивших преступления и спокойно разгуливающих теперь по белу свету, понесли бы заслуженное наказание.
— Вероятно, — пробормотал я.
— Ну да, конечно. Мы подошли к главной точке, на которую опирается в большинстве случаев искусство юридических расследований. Бывает так: человек совершил преступление, и только по истечении нескольких месяцев после его совершения на него падает подозрение. Осматривают его платье, белье, находят на них темные пятна; откуда они? Суть ли это пятна грязи, крови, ржавчины или попросту фруктового сока? На этом срезался не один эксперт, а почему? Потому что мы не имели в руках реактива, который бы действовал безошибочно. Но теперь у нас есть реактив Шерлока Холмса, и неизвестности нет более места.
Он говорил это с глазами, сверкающими, как уголь, а затем, окончив свою маленькую речь, приложил руку к сердцу и поклонился, как будто стоял перед многочисленной публикой и благодарил за аплодисменты.
— Поздравляю вас, — сказал я, невольно поддаваясь его искреннему восторгу.
— Не имели ли мы в прошлом году замечательного дела Ришоф де Франфора? Его повесили бы непременно, если бы мой реактив был открыт в то время. А Массон из Брандфорда? А знаменитый Мюллер, а Лефевр и Монпелье? А Самсон из Нового Орлеана?.. Да я мог бы вам перечислить еще с двадцать совершенно аналогичных случаев.
— Вы точно живой список всех преступлений! — смеясь, воскликнул Стэмфорд. — Отчего вы не отпечатаете справочный календарь под названием «Альманах преступлений»?
— Это было бы очень интересно, — пробормотал Шерлок Холмс, заклеивая кусочком пластыря то место на своем пальце, где он сделал разрез ланцетом.
— Я должен принимать меры предосторожности, — смеясь, сказал он мне, — потому что мне приходится постоянно возиться с ядами.
Я взглянул на его руки и увидал, что пальцы во многих местах были покрыты такими же кусочками пластыря и обожжены ядовитыми кислотами.