Красные бригады. Итальянская история левых подпольщиков
Шрифт:
В то время в Милане я также познакомился с Коррадо Синдони, который работал в коллективе студентов-рабочих и пригласил меня прочитать лекцию в их штаб-квартире. Я был «человеком из Тренто», поэтому пользовался определенным престижем: я оказался перед собранием по меньшей мере ста молодых людей, включая рабочих, техников, преподавателей, студентов… Завязалась очень бурная дискуссия. И в конце концов я
По общему признанию моё предложение было принято. В то время ощущалась необходимость «быть вместе». Поэтому мы арендовали старый заброшенный театр на via Curtatone, в двух шагах от Porta Romana, и основали политический коллектив Metropolitan. Помещение представляло собой огромную пещеру и вскоре превратилось в радостное место, где мы занимались всем понемногу. Для крайне левых наш адрес стал местом сплочения, и туда стекались десятки разнородных коллективов, певцы, рабочие, техники, графические дизайнеры, актеры, учителя, музыканты всех мастей. Короче говоря, живой и причудливый котел, который мне очень нравился и центральным элементом которого, с политической точки зрения, было рабочее ядро Cub Pirelli.
В то время я вместе с Ростаньо выработал девиз: «Приносить радость революции». И все, что я делал, соответствовало этому принципу.
В Коллективе было пение, был театр, были выставки графики….. Это был непрерывный взрыв игривости и изобретательности.
Взрывы на Пьяца Фонтана сильно повлияли на нас.
Я бы сказал, что да. В тот день я шел в штаб-квартиру на улице Куртатоне, когда меня окружили полицейские с автоматами наперевес: «Стой, сдавайся».
Они отвезли меня в полицейский участок, где меня на целую вечность заперли в комнате с другими несчастными. Я смутно слышал о взрыве и погибших: фантазировал, боялся провокации против Коллектива, не знал, что случилось с другими товарищами. Через пять или шесть часов мне позвонил чиновник: он спросил, не Курчо ли я Ренато, и, не задавая вопросов, сказал, что я могу идти.
В течение следующих нескольких дней напряжение в городе было очень высоким, и мое беспокойство переросло в страх. Могло произойти
Именно в этот момент произошел квантовый скачок: сначала в нашем мышлении, а затем в наших действиях. Эти бомбы и их использование – акт войны против борьбы и движения, они показывают, что мы достигли очень жестокого уровня конфронтации, говорили мы себе. Это поворотный момент, который оставляет нам только два пути: бросить все и закрыть опыт Коллектива, который в этом новом климате больше не имеет смысла; или двигаться вперед, но оснащая себя совершенно по-новому.
Мы хотели изменить образ мышления и способ самоорганизации. В via Curtatone Collective любой мог войти, без какого-либо контроля. Мы не принимали никаких мер предосторожности, ни против возможных вторжений полиции, ни против фашистских провокаций. Продолжать так откровенно было уже невозможно.
Мы начали долгие дискуссии, которые привели к ряду конвульсивных изменений. В конце декабря, с небольшой группой из шестидесяти «делегатов» от столичного политического коллектива, мы встретились в пансионате «Стелла Марис» в Кьявари. После двух дней дебатов в маленькой холодной комнатке мы решили преобразоваться в более централизованную группу, которую назвали «Пролетарские левые».
Одной из проблем, которую предстояло решить, была «организация силы»: так мы начали сложную дискуссию о роли и методах службы порядка, т. е. того жесткого ядра действия, которое каждая внепарламентская группа создавала внутри себя. А в документе, составленном на конференции в Кьявари, так называемой «Желтой брошюре», говоря об автономии рабочих, мы впервые ввели размышления о гипотезе вооруженной борьбы.
Однако когда мы говорим о пролетарских левых, мы не должны заблуждаться. Это была не настоящая закрытая группа, а некий конгломерат сотен боевиков, объединенных примерно в пятьдесят коллективов. Это все еще была гетерогенная организация, объединявшая различные проявления движения в кварталах рабочего класса, на заводах, в школах и больницах.
Конец ознакомительного фрагмента.