Красные меченосцыРассказы
Шрифт:
— Значит, потомственные моряки? — усмехнулся комбриг. — Хорошо… Стало быть, дома знают, что вы здесь?
— Знают. Честное пионерское, знают! — поспешил заверить Вася.
— А вы пионеры?
— Так точно, товарищ капитан первого ранга! — выпалил Костик.
— Не вижу. Галстуки где ваши?
Вася растерянно посмотрел на Костика: это он сказал ему, что юнгам галстуки носить не положено, потому что они носят форму.
Комбриг точно прочёл его мысли:
— Пока вы не надели форму, галстуки снимать я не рекомендовал бы…
Вася тут же достал из кармана галстук и ловко повязал
— Ну вот… — сказал комбриг. — А документы у вас с собой?
— Нет… А какие документы, товарищ капитан первого ранга? — деловито осведомился Костик.
— Заявление от родителей и школьные табеля.
— Мы не знали… Мы бы обязательно принесли… Мы завтра же… — начал было Вася, но тут же замолчал, вспомнив, что ему, чтобы принести заявление и табель, надо было съездить в посёлок.
— Ладно. Время терпит, — сказал капитан. — Мы вот что сделаем: садитесь-ка вы к столу; вот вам бумага и ручки, пишите на одном листе биографию, на другом — заявление… А я пока займусь своим делом.
Как ни коротки были биографии, писали их ребята целый час. Правда, Вася написал быстрее, но он стал терпеливо ждать, когда напишет и Костик. А тот сопел, пыхтел, грыз ручку и перечёркивал слова и буквы.
Потом капитан первого ранга сел к столу и принялся проверять работы ребят. Когда он, проверяя Васину биографию, поставил в двух местах запятые, Вася вдруг понял, что комбриг просто-напросто устраивал им экзамен. Понял это и Костик, понял и помрачнел: он знал, что двумя запятыми ему не отделаться. Так оно и вышло.
— Слабовато… Весьма слабовато, — сказал комбриг. — Я бы сказал — на двойку работа. А как у тебя с арифметикой? Или с цифрами ты тоже не в ладах?
Костик ничего не ответил, только покраснел, как сигнальный флажок.
Капитан долго расхаживал по каюте, заложив руки за спину и опустив подбородок на грудь. Ребята молча следили за ним, ожидая решения своей судьбы.
Неожиданно комбриг остановился, посмотрел на Васю и спросил:
— В Нахимовское училище ты поступить хочешь?
Васе хотелось крикнуть «хочу», но горло так перехватило, что он еле смог выговорить:
— Очень хочу, товарищ капитан…
— Тогда запиши вот здесь свой адрес и жди от меня вызова… А тебя, Костик, — извини, я человек прямой и строгих правил, — я пока не могу рекомендовать в училище.
Костик качнулся и скомкал на груди рубашонку. Он хотел что-то сказать и не мог.
Комбриг смотрел на Костика ласково и сочувственно:
— Я всё знаю, всё… Знаю, что ты любишь флот, и верю, что будешь моряком. Знаю, что ты готовил себя к морской службе. Ты уже и сейчас не спутаешь бак с ютом, камбуз — с ходовым мостиком. Но ты допустил одну очень крупную ошибку… Морскому делу мы тебя сами научили бы, а вот научить тебя грамоте, настоящей грамоте, мы не можем. Это надо усвоить в школе… Что такое наш корабль? Это большой и сложный завод. У нас на каждом шагу химия, физика, математика. И, если ты действительно по-настоящему любишь флот, то поймёшь меня правильно. Даю тебе год отсрочки. Займись самым главным. Помни: лучшей рекомендацией будет твой табель… А сейчас, ребятки, я распоряжусь отправить вас в город на катере. — Капитан нажал кнопку звонка. —
В каюту вошёл дежурный офицер.
— Отправьте ребят на моём катере в город, — приказал комбриг.
Когда дежурный офицер пришёл доложить, что приказание выполнено, комбриг спросил его:
— А что, этот беленький не плакал?
— Было, товарищ капитан первого ранга… Да и у тёмненького глаза блестели.
— Хорошие ребята! Тёмненький по дружбе плакал. Обидно ему за дружка. Ну ничего. Я в них обоих верю. Они на правильном курсе, как сказал бы тот беленький… А меня они расстроили — вспомнил я двадцать третий год…
Офицер вопросительно посмотрел на комбрига.
— В двадцать третьем году я тоже так вот пришёл на стенку к борту линкора… Это было в Кронштадте…
Юннатка-хохлатка
Обычно ненужных вещей кругом сколько угодно валяется, а когда Вале срочно понадобилась простая яичная скорлупа, он её нигде не мог найти. Опросил всех соседей — нет. Тётя Маруся жарила вчера омлет с ветчиной, но из яичного порошка.
Валя несколько раз звонил по телефону старосте юннатского кружка, но его не было дома; звонил ещё троим ребятам и тоже не застал их. Наконец он вспомнил телефон Алёши Попова, мальчика, с которым прошлым летом был в лагере. На этот раз Вале повезло — к телефону подошёл сам Алёша, но он долго не мог понять, кто с ним говорит.
— Это я, Валя Зубков… Ну, меня ещё пчела в губу укусила, и она раздулась, как гриб…
— А-а-а-а! — вспомнил наконец Алёша. — Зубков! Так бы сразу и сказал… Что это ты не звонил, не звонил, а потом вдруг сразу…
Вале некогда было оправдываться, и он перешёл прямо к делу:
— Слушай, Алёша, мне кажется, ты в лагере очень любил яичницу…
— Ты что? — перебил его Алёша. — Я её терпеть не могу… А почему ты про яичницу говоришь? В гости хочешь позвать?
— Нет, что ты… То есть приходи, пожалуйста, очень буду рад… Я не потому вспомнил. Мне, понимаешь, очень срочно нужна яичная скорлупа, даже не целая, а всякая…
— Скорлупа? Да на что она тебе понадобилась? — удивился Алёша.
— У нас тут в кружке есть три курицы, и одна, Хохлаткой её зовут, снесла сегодня яйцо совсем без скорлупы…
— Так ты что, решил сам на него надеть скорлупу?
— Ну да… Да не надеть, а потолочь скорлупу и дать Хохлатке склевать. У неё извести не хватает в организме. Понял теперь?
— Конечно. Так бы сразу и сказал. А почему обязательно скорлупу? А если дать ей просто извёстки?
— Как — извёстки? А если она отравится?
— Не отравится. У меня тоже в детстве извести не хватало. Я всё время отковыривал штукатурку и ел. Не отравился же… У вас в кружке удобрения какие-нибудь есть?