Красные нити
Шрифт:
— Могу я спросить, зачем? — не выдержав, спросил Бронислав. — Зачем вы рассказали Гольшанскому о Титове? Вы же понимаете, что теперь будет?
— И что же будет? — не глядя на него, спросил Стас.
Бронислав посмотрел на Стаса со смесью возмущения, страха и смятения.
— Как… Как «что»! — прошипел он. — Вы же только что, фактически, подписали приговор Титову!
— Успокойся, — лениво и небрежно отозвался Стас, продолжая разглядывать внутренний двор «Черного дельфина». — Ничего я ему не подписывал.
— Но, ведь его теперь убьют!
— Во-первых,
— Как у вас всё просто, — проворчал Бронислав. — А если Гольшанский решит провести акцию устрашения? Чтобы другие свидетели того дела молчали в тряпочку?
— Брон, сейчас не девяностые, — хмыкнул Стас. — И потом, такой «акцией устрашения» Гольшанские смогут добиться только обратного эффекта. Который, к слову, их конкуренты легко смогут использовать против них. Мы живем во времена не прекращающихся информационных войн, Коршунов. И сегодня войны ведутся общественными мнением и системой взглядов, на формирования которой усиленно влияют те или иные силы. Понимаешь?
— Интересно, только зачем тогда олигархи стреляют друг друга периодически, — с мрачной иронией ответил Бронислав.
— Стреляют они друг друга всё меньше и реже, — возразил Стас. — А вот случаи разборок с огнестрельным оружием между обычными людьми, к сожалению, учащаются.
— Значит, вы уверенны, что Титову ничего не грозит? — вздохнул Бронислав.
— Скорее всего, — ответил Стас.
— Скорее всего? — переспросил Коршунов.
— Да. Я не могу ничего знать наверняка.
— Вас как будто радует, что его могут убить.
— Если его попытаются убить, значит мы копаем в нужном направлении.
— А если его все же убьют? — с нажимом на последнем слове спросил Бронислав.
— Тогда мы, опять-таки, сделаем все, чтобы СМИ связали это убийство с Гольшанскими и банком МосИнвест, Бронислав. И доказательства мы найдем, уверяю тебя. И Сильвестр, и Елизавета, и Орест, все это отлично понимают. Поэтому, уймись. Они не станут рисковать миллиардным контрактами из-за трепли Титова. Им дешевле отбрехаться, и обвинить его во лжи, в фальсификации, и проплаченной клевете.
Они уже подходили к машине, когда Брон вдруг спросил:
— А вы уверенны, что Сильвестр все же не Портной?
— Он хорошо играет роль, — пожал плечами Стас. — Но он не Сумеречный портной. Теперь я в этом уверен.
— Почему?
— Потому, что платья жертв Портного были из вискозы, а не из ситца, — ответил Стас. — Садись.
Они забрались. Бронислав ошарашенно качнул головой, и сел рядом с Корниловым.
Стас вставил ключ в замок зажигания, и вдруг
— Что случилось? — спросил Бронислав.
Стас обернулся назад. На заднем сидении его внедорожника сидел рыжий щенок Викинг, и виновато махал хвостиком. А рядом с ним, на обшитом кожей сидении красноречиво поблескивало влажное пятно.
Бронислав тоже оглянулся, заметил «подарочек» щенка, которого ненадолго оставили в машине, и виновато посмотрел на Стаса.
Корнилов глядел на него каменным, осуждающим лицом.
— Я… — Бронислав прокашлялся. — Я оплачу чистку…
— Не сомневаюсь, — проворчал Стас и, отвернувшись, завел двигатель.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Понедельник, 18 января
Письма содержали в себе неудержимую страсть и яростное желание. Читая строки из писем, написанных Людмиле неизвестным поклонником Стас физически ощущал его маниакальную одержимость этой девушкой. Он жаждал её сильнее, чем замученный жаждой человек в жаркой пустыне. Эта девушка была для Поклонника, как желанный, но недоступный наркотик.
Стас читал уже четвёртое письмо, и мог сделать выводы.
Первое, Тот-кто-слал-письма следил за Людмилой. Воочию. Иным образом нельзя, просто не возможно объяснить описанные им в письмах подробности её повседневной жизни. Стремясь показать Людмиле, насколько близко он находится, Тот-кто-слал-письма выдал себя.
Второе, он действительно готов убивать ради неё. Она, и только она имеет для него значение. Она для него предмет желания, страсти и даже… своеобразно поклонения. И именно на этом, его можно взять. Понятно теперь, откуда такая фанатичная жестокость, проявленная в убийстве не состоявшихся адвокатов Гольшанского.
И третье, самое не приятное для Людмилы. Тот-кто-слал-письма явно знает Людмилу давно. Он давно наблюдает за ней. Он очень давно рядом… Иначе бы в письмах он не упоминал о том, какой «юной и невинной она была в школьном наряде» или «как старательно и прилежно она училась, в отличии от большинства её нерадивых одноклассниц». В письме он даже описывал большой фрагмент, посвященный школьному балу Людмилы, и тому, как она танцевала с тем, кто и мизинца её не достоин.
— Похоже убитые адвокаты не первые жертвы поклонника Елизаровой, — вдруг проговорил Бронислав Коршунов.
Он сидел за своим столом, и читал часть писем.
Прошло всего полтора часа, как они вернулись в Москву из Соль-Илецка, где располагалась одна из самых страшных тюрем страны.
К удивлению Стаса Бронислав ни словом не обмолвился о том, что ему нужен отдых. Хотя, было очень заметно, что читать письма для Коршунова крайне рутинное, скучное и утомительное занятие.
Арцеулов и Домбровский тем временем усердно «копали» в поисках информации о делах Гольшанского в Аргентине. Если они что-то найдут, можно будет смело утверждать, что Сильвестр Гольшанский нарочно оговорил себя в суде, и не является истинным убийцей. Во всяком случае малолетних девочек, которых вешал Портной.