Красные туманы Полесья
Шрифт:
– Чего ты мелешь, Толя? – Командир отряда тяжело вздохнул. – Какой расстрел?
На помощь Осетрову пришел начальник разведки:
– Пусть идут с нами, командир. Все одно мужиков не остановить, а там они, может, и сгодятся. С ними мы тщательнее пожарище осмотрим.
Осетров кивнул.
– Хорошо. Родион, ты старший над мужиками из Лозы, но подчиняешься Лазурину.
– Да брось ты, секретарь, эту бюрократию. До сих пор не понял, что у нас убили семьи? – Голос Коняева сорвался на крик.
– Держись, Родя, не шуми, –
– Ну да, не способны. А как они стреляют евреев, давят танками таборы цыган? Мы для них не лучше. Ладно, все наши тут?
– Все.
Коняев повернулся к начальнику разведки.
– Когда пойдем, Игнат?
– Да сейчас и пойдем. Мой боец ручной пулемет на всякий случай возьмет да санитарную сумку и двинемся.
Разведчики и мужики из Лозы взяли из табуна лошадей, одну из них запрягли в повозку. С ними стали напрашиваться недавние жители Ясино, Карчехи и Павлинки, но тут уж категорически против выступил начальник разведки. Пришлось людям отстать.
Конный отряд, состоящий из восьми разведчиков и шести жителей Лозы, прошел сторожевой пост и двинулся полем вдоль балки, смещаясь на юго-восток. Ему следовало преодолеть чуть более пятнадцати километров. Лазурин выслал вперед головной дозор из двух всадников.
Вооружение у партизан было слабое – винтовки Мосина да охотничьи ружья. У командира еще пистолет «ТТ» да пара гранат «Ф-1». Этот недостаток огневой мощи в какой-то степени компенсировал пулемет Дегтярева.
Отряд шел осторожно, оттого и медленно. Немцы ушли, но могли и вернуться, если не затаились где-то рядом, в том же лесу, который находился между дорогами, ведущими на Ясино с Лозой, Карчеху и Павлинку. Но по пути обошлось без происшествий.
Все партизаны издали почувствовали запах гари и еще какой-то, доселе неизвестный, сладковатый. Они подошли с севера, от оврага. Лазурин приказал своим бойцам разойтись и охватить то, что осталось от деревни. Мужиков из Лозы он не тронул, те пошли прямо.
Телега встала на небольшой возвышенности. Возчик приладил к борту телеги пулемет, вставил магазин, приготовился к стрельбе.
От того, что мужики увидели, у них кровь застыла в жилах. Вместо деревушки перед ними лежало одно сплошное пожарище. Все хаты, бани, сараи, овины, хлева были сожжены. Побитый скот валялся по всей Лозе. На околице высился холм из головешек. Это и был тот новый сарай.
Разведчики пошли вокруг деревни, высматривая кого-нибудь в кустах, ямах, мелких буераках. Мужики же отправились на пожарище, шагали по черной земле, по головешкам.
Коняев встал напротив своего подворья. Он смотрел на пепелище, а видел хату с резными наличниками, жену Дарью в красивом сарафане, с венком из полевых цветов поверх густых черных, длинных волос. Рядом,
По грубым щекам непроизвольно потекли слезы. Родион смахнул их и огляделся, не видел ли кто. Но плакали и все остальные. Странное и страшное это зрелище – плачущие здоровые, сильные мужики, способные, казалось бы, защитить от любого врага не только себя, но и других людей.
Потом они без какой-либо команды подошли к сгоревшему сараю и встали возле него.
Березин шагнул было к пожарищу, испускающему приторно-сладкий запах, но услышал крик сзади:
– А ну стой! Замри, дурень, или пальну!
Мужики обернулись.
Разведчики бросились к своему товарищу, который кого-то заметил, а он уже вытащил из крапивы паренька лет восьми.
Кровь ударила в голову Коняева.
– Петька! – воскликнул он, без сил опустился на обгоревший столб, когда-то бывший опорой плетня, тут же вскочил, бросился к парню. – Не стрелять! Это сын мой, Петька!
Паренек, измазанный сажей, вырвался из рук разведчика и бросился к отцу.
– Папаня!
Отец подхватил сына на руки, крепко прижал к себе.
– Ты живой, сын!
– Да, папаня. А мамку и Витька с остальными деревенскими сожгли полицаи.
– Знаю, сынок.
– Не дави так, мне больно. Я ребра и ногу зашиб.
Коняев отпустил сына, поставил на землю.
Разведчик, ходивший неподалеку, крикнул:
– Эй, Игнат, тут два трупа. Ба, да это же полицаи, Евдоким Буганов и Николай Шмаров. Оба убиты, похоже, из пистолета.
Начальник разведки подошел, посмотрел и сказал:
– Да. Это Буганов и Шмаров! Их-то кто завалил?
Снова раздался крик неподалеку:
– Еще трупы! Старосты и Фомы Болотова!
Игнат посмотрел на тело Косарева и проговорил:
– А они ведь застрелены из того же ствола, что и полицаи. Ничего не пойму. Их-то кто мог? А ведь сын Родиона что-то сказал о полицаях. Идем.
Разведчики подошли к Коняеву, который стирал с лица сына копоть.
– Родион!
– Ну?
– Петька твой что-то о полицаях говорил. Неподалеку трупы двух местных полицейских, старосты и Фомы Болотова. Дозволь поговорить с пареньком.
– Вы испугаете, я сам. – Он взял сына за руки. – Ты, Петя, чего говорил о полицаях?
– Так это, батя, все они учинили. Людей завели в сарай, закрыли, потом натаскали соломы, облили бензином и подожгли. Немцы только заставили народ собраться. Их старший говорил о евреях, еще о чем-то, чего я не слышал, потому как был не со всеми. Живот прихватило, я и ушел в бурьян. А когда собрали всех и выступил старший немец, отполз далеко в крапиву. Туда никто не полез бы.
Лазурин не выдержал и спросил: