Красный, белый и королевский синий

Маккуистон Кейси

Отодвинув стул, Алекс выходит из обеденной комнаты, зная, что повел себя как идиот ради драмы на пустом месте, но его это не волнует. Захлопнув за собой дверь спальни, он слышит заунывную мелодию, которую заиграл его дурацкий свитер, затем стаскивает его с себя и швыряет в стену.

Не то чтобы он редко выходил из себя, просто… с ним это нечасто происходит в кругу семьи. По большей части потому, что они вообще нечасто собираются.

Откопав в шкафу свою старую футболку с лакросса, Алекс смотрит на себя в зеркало – все тот же подросток, который боится за родителей и чувствует себя абсолютно беспомощным. Только теперь

у него нет никаких факультативов, на которые можно отвлечься.

Рука тянется к телефону. Внутри борются два желания – заняться чем-то в одиночестве или поразмышлять надо всем в компании.

Нора уехала на Хануку в Вермонт, и Алекс не хочет ее беспокоить, а его школьный приятель Лиам почти не разговаривал с ним с тех пор, как Алекс переехал в Вашингтон.

Поэтому остается лишь…

– Чем я заслужил все это? – раздается низкий сонный голос Генри. На фоне звучит что-то похожее на рождественское хоровое пение.

– Привет, эм, извини. Я знаю, наверное, уже поздно, сейчас сочельник и все такое. И я только сейчас понял, что ты, должно быть, занят с семьей. Не знаю, как я не подумал об этом раньше. Мда, наверное, поэтому у меня и нет друзей. Я болван. Извини, чувак. Я… я просто…

– Господи, Алекс, – прерывает его Генри. – Все в порядке. Здесь полтретьего ночи, все уже ушли спать, кроме Би. Скажи «привет», Би.

– Привет, Алекс! – раздается чистый насмешливый голосок на другом конце трубки. – Генри как раз надел свою пижамку с леденцами…

– Ну хватит. – Голос Генри отдаляется, и раздается приглушенный звук, словно в сторону Би полетела подушка. – Так что случилось?

– Прости, – выпаливает Алекс. – Я знаю, что это странно, ведь ты с сестрой и все такое, и… уф. Я просто даже не знаю никого, кому мог бы позвонить в такой час. Я понимаю, что мы не… настоящие друзья и обычно не обсуждаем такие вещи, но мой отец приехал на Рождество, а они с матерью словно две чертовы тигровые акулы, сражающиеся за тюлененка, стоит только оставить их в одной комнате дольше, чем на час. И теперь они развязали эту дикую ссору, которая не должна иметь никакого значения, потому что они уже разведены, и я не знаю, почему вышел из себя, но мне хотелось бы, чтобы хоть раз они устроили передышку и мы могли бы провести нормально хоть одни праздники, понимаешь?

Наступает долгая пауза, а потом Генри произносит:

– Повиси. Би, можно я поговорю по телефону? Потише. Да, ты можешь взять печенье. Ладно, я слушаю.

Алекс выдыхает, едва понимая, какого черта он творит, но слова сами льются рекой.

Рассказывать Генри о разводе – о тех странных, сумасшедших годах, о том дне, когда он вернулся домой из лагеря для бойскаутов и обнаружил, что вещей отца там больше нет, о ночах в обнимку с мороженым – оказывается не так неловко, как Алекс думал. Он никогда не утруждал себя тем, что подбирал слова при Генри – поначалу потому, что его не заботило мнение принца, а впоследствии в силу привычки. Между нытьем по поводу учебной нагрузки и подобными откровениями должна быть колоссальная разница, однако Алекс с удивлением ее не обнаружил.

Он и не понимает, что проговорил целый час, пока не заканчивает рассказ о том, что произошло за ужином, а Генри не говорит:

– По-моему, ты поступил правильно.

Алекс забывает, что хотел сказать.

Он просто… Алекс привык к комплиментам. Но ему так редко говорят,

что он поступает правильно.

Прежде, чем он успевает придумать ответ, раздается тихий тройной стук в дверь – Джун.

– Ох… ладно, спасибо, чувак, мне пора. – Алекс понижает голос, когда Джун открывает дверь.

– Алекс…

– Серьезно… Спасибо, – повторяет Алекс. Ему совсем не хочется объясняться перед Джун. – С Рождеством. Доброй ночи.

Он вешает трубку и откладывает телефон, когда Джун опускается рядом на кровать. На ней розовый банный халат, а волосы еще влажные после душа.

– Привет, – говорит она. – Ты в порядке?

– Да, все в норме, – отвечает он. – Прости, не знаю, что на меня нашло. Я не собирался выходить из себя, я… не знаю. В последнее время я… сам не свой.

– Все хорошо, – говорит она, перекинув волосы через плечо и забрызгав его каплями воды. – Я вела себя как сумасшедшая в последние полгода учебы в колледже, срывалась на всех подряд. Знаешь, ты не обязан загонять себя до такой степени.

– Все нормально. Я в порядке, – говорит Алекс на автомате. Джун бросает на него полный сомнения взгляд, и он пинает ее босой ногой по коленке. – Так что было после моего ухода? Кровь уже успели отмыть?

Джун вздыхает, пиная его в ответ.

– Каким-то образом разговор свернул в сторону того, какой могущественной политической парой они были до развода и как хорошо тогда было. Мама извинилась, затем пришел черед виски и ностальгии, пока все не разошлись по постелям. – Она фыркает. – В любом случае ты был прав.

– Ты не считаешь, что я перегнул палку?

– Не-а. Хотя… я отчасти согласна с отцом. Мама может быть такой… ну, ты знаешь… мамой.

– Именно поэтому она сейчас здесь.

– Ты никогда не думал, что в этом вся проблема?

Алекс пожимает плечами.

– Я считаю, что она отличная мать.

– Ага, для тебя, – отвечает Джун. – Я никого не обвиняю – просто наблюдение. Степень ее заботы зависит от того, что тебе нужно от нее. Или что ты можешь для нее сделать.

– Я имею в виду, что могу ее понять, – уклоняется Алекс. – Порой отъезд отца из-за места в Калифорнии кажется очень отстойным.

– Да, но чем это отличается от всего того, что сделала мама? Все дело в политике. Я говорю о том, что… в его словах есть смысл. Она давит на нас, лишая того, что должна давать нам обычная мать.

Алекс открывает рот, чтобы ответить, но телефон Джун внезапно начинает вибрировать в кармане ее халата.

– О. Хмм, – произносит она, уставившись на экран.

– Что?

– Ничего. – Она открывает сообщение. – Поздравление с Рождеством. От Эвана.

– Эван… твой бывший, Эван, из Калифорнии? Вы до сих пор общаетесь?

Джун прикусывает губу. Когда она начинает писать ответное сообщение, ее взгляд становится потерянным.

– Да, иногда.

– Круто, – говорит Алекс. – Мне он всегда нравился.

– Да, мне тоже, – мягко произносит Джун, заблокировав телефон, и бросает его на кровать, затем моргает несколько раз, словно чтобы перезагрузиться. – Так что ответила Нора?

– Ммм?

– По телефону? – уточняет Джун. – Я поняла, что это она, ведь ты никогда ни с кем не обсуждаешь это дерьмо.

– О, – смущается Алекс, ощутив необъяснимый предательский жар, растекающийся по задней поверхности шеи. – О, эм, нет. Вообще-то, это прозвучит странно, но я разговаривал с Генри.