Красный Царицын. Взгляд изнутри(Записки белого разведчика)
Шрифт:
Замыслы Миронова весьма честолюбивы. У него как-то вырвалась фраза, которой определяется все его поведение: «…или теперешние атаманы. Нам вместе тесно. Я буду атаманом Красного Казачества, или лягу костьми».
Миронов любит популярность и во всех его мероприятиях, а также во всем его поведении всегда проглядывает стремление играть на популярность. Штаб его представляет маленькую коммуну, где все ведут себя просто и непринужденно, но это только видимая непринужденность; на самом деле режим в штабе Миронова полон его своевольности и, как это не раз пришлось наблюдать, капризной грубости. Да и не может быть иначе: с одной стороны, Миронов считается официально товарищем. С другой стороны, честолюбивые планы, мечты о будущей славе и почестях заставляют его быть нервным крайне неровным в обращении и в конце концов
Когда «бывший войсковой старшина» не в духе, весь штаб ходит на цыпочках, все ждут грозы, и сам Миронов в своем поведении и обращении с подчиненными очень мало напоминает широковещательные рекламы красного равноправия.
Сам Миронов очень недурно владеет пером, и его приказы часто представляют образцы хорошо составленной и с большим подъемом написанной прокламации. В своих приказах Миронов помещает все, что касается и необходимого в будущем наступления, и отношения к местным жителям, и свое политическое «credo», и не скупится, как на посулы земного рая всем тем, кто примет его сторону, так и на обещание легкой дороги в царство небесное его врагам.
Небольшого роста, худой, весьма подвижной, говорящий на митингах с большим подъемом и оттенком простонародного кликушества, мало разбирающийся в средствах достижения своих, тайных целей, Миронов, как человек ловко играющий на темных сторонах человеческой души, вне всякого сомнения может играть большую роль в совдепской части России, и там только он может иметь успех, но и там несомненно временный, ибо: ни ширины государственных взглядов, ни глубокого понимания всего ужаса настоящего положения Отечества у Миронова нет и ни в каких мероприятиях или проектах его этого не видно. Миронов, вне всякого сомнения, ненормален, страдает сильным нервным расстройством, злоупотребляет, как спиртом, так и наркотическими средствами, (последнее пристрастие наблюдается в широком масштабе в советских верхах вообще) и, надо полагать, его большевистская звезда, так же скоро закатится, как и появилась.
Советские власти держат бригаду бывшего войскового старшины в черном теле и бригада, сравнительно с другими соседними частями Сиверса [56] и Киквидзе нищенски снабжена всем необходимым, В то время как у тех же Сиверса и Киквидзе имеются и броневики и по десятку легковых автомобилей, у Миронова в бригаде ничего подобного не было и не предвиделось к получению в скором времени.
Подобное отношение к бригаде Миронова есть результат известной подозрительности советских властей по отношению к казачьим частям вообще, а в данном случае к достаточно большой части, состоящей под начальством, как никак, а все-таки — «бывшего офицера», по своему характеру мало считающегося с советской властью и достаточно популярного в своей бригаде.
56
Сиверс Рудольф Фердинандович (1892–1918) — из семьи служащего, окончил военное училище, участник 1 мировой войны, прапорщик. Один из создателей и редакторов большевистской газеты «Окопная правда». В РКП(б) с 1917 г. В январе — феврале 1918 г. командовал советским отрядом, наступающим с территории Украины на Таганрог, в конце февраля — марте командовал войсками в районе станции Тихорецкая, в марте-апреле командовал 5-й (затем 2-я Особая) армией. С лета 1918 г. командир 1-й Украинской особой бригады. Умер от ран 2 декабря 1918 г.
Подозрительное и недоброжелательное отношение высших мира сего к Миронову и его бригаде, отзывается и на отношении к нему его соседей. У Миронова хронические нелады с Киквидзе, с остальными постоянными или временными соседями Миронов тоже мало стесняется не только заглазно, но и при встрече. Поэтому сам Миронов весьма не популярен и в среде его «товарищей-командиров». Все ясно чувствуют, что «войсковой старшина» что-то замышляет, на что-то надеется, к чему-то стремится…
В советских верхах — люди не без зависти, а общий уклад не без больших интриг, а потому характер Миронова портится не по дням, а по часам, нервность увеличивается в той же пропорции и… результаты, надо полагать, не заставят себя долго ждать… Миронов окончит свою карьеру в красной
* * *
Бывший вольноопределяющийся Киквидзе начал карьеру в январе 1918 года, когда из председателей дивизионного комитета попал на должность начальника дивизии. С тех пор Киквидзе, то пропадая, то снова выплывая на поверхность моря большевизма, стоит во главе той или другой советской военной организации. Он по национальности грузин и около него всегда находится изрядное количество его соотечественников. Дивизия его знаменита настолько, что в советских кругах вместо реквизиции говорят — «киквизиция», и сообразно изменяют это понятие и дальше в том же роде: «киквизнул, киквизировал!..»
Дивизия грабит феерически, но хитрый начальник ее всегда от награбленного спешит уделить кое-что и голодающим советским деятелям, и главным образом, Москве.
Так было и в начале сентябрьского наступления дивизии от Елани. Киквидзе, взяв Мачеху и окрестные станицы, и награбив значительное количество всякого имущества немедленно послал в Москву особый поезд с мукой и зерном в подарок от дивизии. Такими средствами хитрый грузин твердо держится на своем месте и, несмотря на целый ряд его тактических самых грубейших ошибок, советская власть терпит Киквидзе и те ненормальности, которые имеются в дивизии. У него совершенно нет комиссаров, и он от них не зависит. Правда, у него есть многочисленные друзья из весьма знатных совдепцев, которые очень часто навещают его, как, например, братья Гузарские, которые состоят в совнаркоме. Благодаря этому и главное потому, что сам Киквидзе, конечно, много умнее и даже много сообразительнее в военном деле, нежели Сиверс, его дивизия, несмотря на частые неудачи, стоит на хорошем счету у большевистского начальства. Дивизия была в армии Антонова-Овсеенко, знакомая Ростову и Новочеркасску по ее «киквизации», а потому очень хорошо снабжена всем необходимым и возит за собой многочисленные запасы награбленного богатства.
Сам Киквидзе храбрый человек и появляется лично в самых опасных местах.
До конца октября 1918-го года дивизия Киквидзе была наиболее стойкая и наиболее способная к маневрированию в регулярном смысле этого слова.
Сам Киквидзе любит командовать не только своей дивизией, но и всеми остальными частями, которых находились по соседству с ним. Эта особенность Киквидзе приводила всегда к крупным недоразумениям между ним и его соседями. Особенно он не ладит со своим левым соседом Мироновым. Скандалы между Киквидзе и Мироновым приняли затяжной и часто весьма комический характер. Так, например, в штабе юго-западного фронта в октябре прошлого года было несколько телеграмм от Миронова к Киквидзе и обратно. Стоили эти телеграммы свыше 10 тысяч рублей, так как они были адресованы по 15 и более адресам. В них «вожди» попросту переругивались между собою. В штабе долго решали, кто должен платить за эту частную корреспонденцию.
Киквидзе — один из наиболее энергичных и дельных в военном смысле начальников дивизий на фронте от Воронежа до Царицына включительно, но он же и один из наиболее бессовестных разбойников и грабителей. Это он разграбил конские заводы Харьковской губернии и Донской области. Без сожаления портил он лучших заводских производителей и забирал ценных маток под седла своих товарищей; в его кавалерийских полках, особенно под командным составом — выдающиеся лошади.
* * *
Из остальных лиц командного состава на донском фронте фронте надо указать на командира бригады Захаревича, бывшего подполковника.
Это совершенно особый тип красного командира, народившийся лишь в самое последнее время на почве или хронического недоедания, или по отсутствию каких-либо нравственных устоев.
Весь нравственный и умственный багаж такого командира состоит в знании военного «Полевого устава». Это и по внешности и по внутреннему содержанию совершенно забитые люди, как они были забиты и в старое время. Им все равно перед кем сгибаться: был ли это старый «Держиморда», будет ли это новой формации «военный комиссар», прямой ставленник Троцкого. Вечно приниженный, вечно боящийся каждого комиссара, этот тип красного командира может оказаться достаточно вредным ибо, не сочувствуя всему происходящему, он тем не менее старается и лезет вон из кожи, чтобы получить милости вый кивок, не говоря уже о хорошей аттестации от какого либо незначительного комиссарика.