Красный циркуляр
Шрифт:
Я позвонил в Нью-Йорк начальнику юридического отдела Сафры и прямо спросил:
— Вы отправили Сэнди в Москву на переговоры с Потаниным?
Последовала напряженная пауза. Мне не полагалось об этом знать, и он чувствовал неловкость, но все же взял себя в руки и ответил:
— Билл, сожалею, но это дело не твоего уровня. Речь идет о большом бизнесе и о больших деньгах. Я думаю, будет лучше, если дальше действовать будем мы.
Происходи вся эта история в Нью-Йорке, он был бы прав: там работает правосудие, и шестидесятидвухлетний юрист с Уолл-стрит может сделать
— При всем уважении, вы понятия не имеете, к чему приведут ваши действия. Проявите малейшую слабость — и наши инвесторы потеряют всё. И это будет на вашей совести.
Я настойчиво просил по крайней мере дать мне немного времени на реализацию плана. Он неохотно пообещал проконсультироваться с Эдмондом. Позже в тот вечер он перезвонил мне и недовольным голосом произнес:
— Эдмонд дает вам еще десять дней. Потом, если ничего не изменится, мы берем ситуацию под свой контроль.
На следующий день я позвонил в ФКЦБ Васильеву узнать, есть ли новости в расследовании, но его секретарь сказала, что Васильева нет на месте. Я спросил у наших юристов, сколько времени может уйти у ФКЦБ на принятие решения, но те затруднялись с ответом.
Пролетали отпущенные дни. Я ежедневно созванивался с представителем юротдела Сафры — перспективы были нерадужными. На шестой день он сказал:
— Слушай, Билл, мы обещали тебе десять дней, но пока не видно никаких сдвигов. В понедельник Сэнди вновь поедет в Москву, чтобы встретиться с Потаниным. Мы ценим предпринятые тобой действия, но они не дают результатов.
Я в тот вечер шел домой и чувствовал себя как никогда паршиво. Мало того, что меня обманули новые русские, так еще и деловой партнер во мне разуверился. Мы в лучшем случае вернем, наверное, процентов десять или двадцать из того, что отобрал Потанин. Наступит конец моего партнерства с Сафрой — фактически это будет концом фонда Hermitage.
На следующее утро я заставил себя идти на работу — надо было сделать все возможное и постараться свести потери к минимуму. Но делать этого не пришлось: безо всякого предупреждения из факса выползла страница с первой полосой «Файнэншл Таймс». Заголовок гласил: «ФКЦБ аннулировала выпуск облигаций, конвертируемых в обыкновенные акции общества „Сиданко“».
Вот и всё. Я победил! Эта мелюзга из южного Чикаго победила российского олигарха на его же поле! Эдмонд Сафра позвонил с поздравлениями. Даже директор его юридического отдела неохотно признал свою поспешность.
Когда стало ясно, что задуманное уж точно не воплотить, Потанин отступил. Как и первоначальное желание наехать на меня, отступление тоже выглядело «по понятиям»: поскольку вопрос о деньгах уже не стоит, то нет и причин воевать.
Вот так я столкнулся с олигархом на его тюремном дворе и устоял. Более того, научился давать им отпор. Русские олигархи казались непобедимыми, но на самом деле такими не были.
14. Прощание с «Виллой д’Эсте»
После схватки с Потаниным в России для
Оглядываясь в прошлое, теперь я понимаю, что следовало быть предусмотрительнее. Все инвестиции по отдельности приносили фонду высокую доходность, но такой ошеломительный успех явно говорил о том, что пора продавать акции и фиксировать прибыль. Умом я это понимал, но в душе надеялся, что полоса удачи будет длиться бесконечно. Все средства фонда были вложены, исходя из предположения, что в России ничего не изменится.
Не все разделяли мой оптимизм. В первую очередь Эдмонд Сафра. Он позвонил мне в начале апреля 1998 года и сказал:
— Билл, меня беспокоят события в Азии. Не пора ли нам продать активы фонда?
Он вел речь об экономическом кризисе в Азии, разразившемся летом 1997 года. Тогда Таиланд, Индонезию, Малайзию и Южную Корею накрыли экономические бури, проявившиеся в обвале местной валюты и неспособности правительства платить по государственным обязательствам.
— Думаю, нам стоит держаться намеченного курса и переждать шторм, Эдмонд. В России все будет в порядке.
— Как ты можешь говорить об этом с такой уверенностью? Мы ведь уже понесли серьезные потери.
В его беспокойстве был резон. В январе 1998 года фонд потерял двадцать пять процентов своей стоимости, но к апрелю нам удалось отыграть около половины потерянного, и я был убежден, что дела идут на поправку.
— Рынок сейчас опять подскочил. Когда все утрясется, мы вернем и остальное.
— Скажи мне, что дает тебе такую уверенность? — спросил он. По голосу было понятно, что мои слова его не убедили.
— Опасения, что Россия находится на грани кризиса, не основаны на базовых показателях, это только кажется так.
— Ты о чем?
— Ну, во-первых, у России с Азией торговый оборот небольшой. Во-вторых, Россия с ней не конкурирует. И в-третьих, бизнес из Азии не инвестирует в Россию. Не представляю, как азиатские проблемы могут перенестись сюда.
Помедлив несколько секунд, Эдмонд произнес:
— Очень хочу надеяться, что ты прав, Билл.
Я тоже на это надеялся. Увы, я сильно ошибался.
Я полностью упустил из виду то, что мир превратился в единый «океан ликвидности»: если где-то возникает цунами, оно затронет всех. Понеся потери в Азии, крупные инвесторы тут же принялись избавляться от рискованных активов, независимо от их географии. Россия шла одной из первых.