Красный Дракон Империи
Шрифт:
— Благодарю. Можете быть свободны.
Охранник молча козырнул, повернулся кругом и вышел из камеры.
— Виктор, а это, вообще, как? — удивлению Стрельникова не было предела.
— А это теперь так, дядя Коля, — в унисон ему ответил я, — поехали домой, а то устал и жрать хочется со страшной силой. А голодный я злой. А когда я злой, то могу кому-то сделать очень плохо.
И только тут Ольгин отец обратил внимание на орденский иконостас на моей груди. Он аж вытянулся как новобранец
— Дядя Коля, ты чего? — ошеломлённо спросил я его.
— Извините, товарищ Герой Советского Союза, — отчеканил он своим поставленным командирским голосом. Видимо вид такого количества наград окончательно сбил его с толку.
— И ты, дядя Коля, туда же. Ну, да, награды. Было за что, вот и наградили, но от этого другим я не стал, так что заканчивай тут церемонии и поехали. Ну правда проголодался со страшной силой, — взмолился я, — пирогов тёти Тониных хочу, с капустой. Да и по девчонкам соскучился.
Видимо мой тон растопил, таки, что-то внутри Стрельникова и он буквально выпустил из себя воздух, став прежним.
В отдельном помещении он умылся, побрился и переоделся в чистую форму, правда без знаков различия. Пока шли на выход из тюремного блока, все встречные охранники вставали при нашем приближении по стойке смирно и отдавали честь. На улице нас ждали два легковых авто и ребята старшего лейтенанта Седых. Мы с Ольгиным отцом сели в одну, с нами сел сам Седых и один из его людей в качестве водителя. Двое других поехали на второй машине. Уже когда выехали на Литейный проспект и поехали в сторону дома, Николай Фомич задал свой вопрос.
— Виктор, а ты теперь кто?
— Дядя Коля, я тебе покажу одну бумагу, только ты сильно не удивляйся, — с этими словами я протянул ему свой мандат.
— Ну ни х… себе, — в последний момент Стрельников удержал готовое вырваться матерное слово, — Я такого никогда раньше не видел. Хотя, если судить по наградам, такая должность и такие полномочия удивлять не должны.
Когда уже подъехали к дому, я попросил Седых остаться пока внизу в подъезде. Боюсь что сердце Антонины Владимировны может не выдержать вида людей в форме НКВД. Мы с Николаем Фомичём поднялись наверх и позвонили в дверной звонок. Дверь открыла Ольга и замерла, с изумлением глядя на своего отца и на мою, выглядывающую из-за его плеча, улыбающуюся физиономию.
— Папкааа! — она бросилась на шею отцу, — папка вернулся!
Николай Фомич обнимал свою дочь, старательно пряча повлажневшие глаза.
На шум из комнаты вышла Антонина Владимировна и, увидев мужа, начала медленно сползать по стене. Аура у неё замерцала тревожными всполохами. Сволочи, всё таки довели человека до инфаркта. Я подскочил к своей будущей тёще и положил руки ей на область сердца. Кровоток начал востанавливаться, сердце заработало ровно, рубцы на сердечной мышце начали стремительно рассасываться. Всё, сердце Ольгиной мамы заработало как новенькое. Она с благодарностью посмотрела на меня и тоже бросилась к мужу. Так они и стояли обнявшись втроём, пока я не прервал их семейную идилию своим покашливанием.
— Я, конечно, дико извиняюсь, но где Настя?
И
— Так, девчонки, хватит. Дайте я хоть пальто сниму. И вообще, нас с дядей Колей кто-нибуть накормит, или мы обратно поедем?
Две полуграции освободили меня из своего плена и начали помогать снять пальто. Опять же вдвоём. Когда я повернулся от вешалки в прихожей воцарилась гробовая тишина. Слышно было как из крана на кухне капают редкие капли воды.
— Ви-и-тя! — почему-то шёпотом произнесла Антонина Владимировна, закрыв при этом рот ладонью. А Ольга с Настей смотрели с изумлением и восторгом.
— Ну, вот, как-то так, — я смущаясь одёрнул и без того всегда безупречный френч. Портупею с пистолетом я оставил у Седых. Неловкую паузу прервал телефонный звонок. Трубку подняла Ольга.
— Квартира Стрельниковых, слушаю вас, — и тут же протянула трубку мне, — Спрашивают товарища Головина.
— Головин. Слушаю.
Звонил Седых, чтобы сообщить, что телефон вновь подключён и что просили связаться с начальником УНКВД.
— Ясно, сейчас же свяжусь. Вы то сами где и как устраиваться будете?
— Не волнуйся, командир. Мы здесь рядом. По двое будем дежурить у двери квартиры. Это приказ товарища Сталина.
— Понятно. Тогда бди. Спокойной тебе ночи.
Закончив разговор со старшим моей охраны я набрал Управление. Дежурный сразу связал меня с Медведем.
— Товарищ Головин, со мной связался камандир одной из групп, выехавших по поводу детей. Они накрыли притон. Детей всех вывезли, всех лиц мужского пола уничтожили на месте. Он спрашивает, что ему делать с оставшимися женщинами и несколькими подростками. По его словам среди них есть родственники кого-то из партактива.
— Они там развлекались, или…?
— По словам оперативника, развлекались.
— Тогда какого чёрта он запрашивает дополнительные инструкции, когда ему был дан чёткий приказ? — заорал я в трубку, — Вот пусть этот самый приказ и выполняет до последней запятой, а я утром приеду и проверю и спаси его боги, если он будет там либеральничать.
— Но там же замешаны люди из партактива, могут быть проблемы по партийной линии, — начал оправдываться Медведь.
— Филипп Демьянович, — я вздохнул успокаиваясь, — я уже начинаю жалеть что вытащил вас из камеры. Запомните раз и навсегда, коммунист, большевик, партийный работник должен быть кристально чистым. Если это не так, от какой он, к чёрту, большевик? А если он ещё и пользуется своим положением для подобного рода извращений, то ему прямая дорога с кайлом в руках какой-нибуть канал строить. И это при наличии смягчающих вину обстоятельств. Так что выполняйте данный приказ, а по адресам проживания отправьте дополнительно людей, пусть произведут аресты этих самых партактивистов, чья активность направлена явно не в ту сторону. Работайте. Утром отчёт со всех старших групп. Всё, отбой.