Красный сокол
Шрифт:
Бдительный летчик с оторванным носом и революционно-устремленным наклоном головы устыдился за свою ушибленную сообразительность и торопливо спрятал пугач в кобуру, когда услышал от подошедших на выстрел хозяев поля исконно русскую матерщину: «Да он, твою мать, с перепугу может перестрелять нас, твою за ногу, как доверчивых беляков».
«Ничего, мы еще повоюем», — подумал Иван Евграфович, шагнув навстречу белым халатам. Его обступили. «Твоя работа?» — показал рукой куда-то вдаль, по всему видать, главарь поисковой партии то ли трофейщиков, то ли фронтовых разведчиков.
Поодаль,
Его отвели в землянку, позади которой располагался, как выяснилось потом, командный пункт стрелковой дивизии. Прижгли йодом и забинтовали по самые глаза лицо, уложили отдыхать на хвойный настил, покрытый брезентом. Несмотря на йодистый запах и боль в носу, он все же вздремнул часок-другой после ощутимых перегрузок в самолете. Его представили командованию. С помощью карандаша и клочка бумаги он сообщил о себе и попросил нарисовать маршрут до ближайшего аэродрома. Похлопав по плечу, комдив поручил одному из красноармейцев проводить его в тыл до ближайшего санитарного пункта.
На прощание разведчики преподнесли летуну занятную саблю, извлеченную ими из сбитого самолета, в богатых ножнах с фамильной надписью, номером на рукоятке — 8+10132, и маузер с гравировкой на плоском патроннике: «Барон фон Берг». Маузер лейтенант посоветовал подарить комдиву, на что летчик охотно согласился, довольный тем, что разведчики не присвоили себе трофеи полностью. Маузер лейтенант прицепил себе на бедро и взамен предложил взять на память о встрече курительную трубку с колоритной головой араба, выделанной из красного дерева, и… может быть, добытую из того же самолета, что и сабля-талисман: уж больно обгорелой и закопченной оказалась рукоять клинка и сама трубка.
Из санитарного эвакопункта Ивана подбросили на полуторке в расположение аэродрома, откуда он вылетал с товарищами на поединок. Коллеги встретили его широко раскрытыми глазами при сабле на поясе и с люлькой в прорези бинта на месте зева, по крайней мере, как человека, вернувшегося с того света. Все же видели, как он свалился в штопор.
Глава 13
Власть и слава
Когда Громову доложили об истории с носом, командующий только хмыкнул: «Пусть не сует свой нос, — куда не просят», и тут же позвонил Федорову:
— Есть приказ направить тебя на курсы начсостава. Срочно вылетай в Калинин. Тебя назначили командиром дивизии. Там тебе и нос подправят.
Через два дня с подшитым носом, замурованным в гипс и приклеенным к переносице, Иван Евграфович появился в штабе, чтобы передать свои полномочия заместителю. В прихожей штаба сидел рядом с краснопогонником осанистый солдат без погон, в серой поношенной шинеле без пояса и без обычной красной звездочки на лихо сдвинутой чуть-чуть набекрень шапке-ушанке.
Десять лет прошло с памятной дуэли на рапирах, а залихватское лицо секунданта лидера днепропетровского хулиганья не изгладилось в извилинах памяти.
Солдат растерянно поднялся:
— Не знаю, товарищ подполковник.
— Федоров, — протянул руку Иван Евграфович, напоминая о себе.
— Не имею чести… А-а вспомнил, — заискрились глаза солдата. — Рапиры, дуэль… Только… это самое… Везде одно и то же: бордель и хамство правят бал, — погасли затеплившиеся зрачки солдата, потерявшего веру в объективность правосудия.
— Не понял. Почему здесь? В такой униформе? — попытался с ходу докопаться до истины владелец суррогатного носа.
— Вам не понять, товарищ подполковник. Вы, судя по звездочкам, под трибунал не попадали.
— О! Иван Евграфович! Что с вами? Кто это вам блямбу пристроил? — вошел в прихожую, разминая папиросу, начальник «СМЕРШа». — А с вами, голубчик, я даже не знаю, как быть? — обратился начальник к подтянувшемуся солдату без ремня. — Опоздали. Спецотряд штрафников у нас расформирован. Будем созваниваться с вышестоящими инстанциями. А пока самое подходящее место для вас — губа. Это что, ваш приятель? — повернул начальник свое одутловатое лицо снова к Ивану Евграфовичу.
— Можно и так сказать. По летной школе в Луганске, — счел нужным уточнить статус-кво «приятеля» бывший инструктор авиаучилища. — Разрешите мне, пока суть да дело, покормить старого друга в столовой, Зиновий Самойлович, — навеличил своего приятеля подполковник для большей убедительности прошения.
— Только вместе с конвоиром, — погрозил тот пальцем.
Они уселись в уголке опустевшей столовой. Завидев знакомого офицера, официантка шепнула соседке, и та позвала шеф-повара. Усатый дядя уставился на незарегистрированных едоков.
— Двоих можете покормить? Хотя бы остатками, — напористо добавил Иван Евграфович, отметив испытывающий взгляд повара, скачущий с одного клиента на другого.
Официантка принесла две тарелки супа с пшенкой и горку черствого хлеба. Выверенным взглядом поставила одну тарелку перед грустным солдатом без ремня, а другую — на середину стола, не затрудняя себя проблемой: кому она достанется. Заказчик еды подвинул тарелку сержанту с красной окантовкой петлиц на шинели: — Давай, за компанию.
— Нет, нет, товарищ подполковник. Я обедал. Да и не положено на часах. Извините, — заерзал часовой на табуретке.
— Тогда кыш отсюда подальше, — махнул рукой на дверь построжавший командир.
Сержант послушно примостился на скамейке у выхода.
— Придется тебе поднатужиться и за своего «друга», — передвинул вторую тарелку неуставной благодетель ближе к первой.
— Это ваш «дружок». Мой давно в Тихвине. А то ина Ладоге, — отчужденно заметил арестант.
— Шут с ним. Рассказывай, где пропадал после Луганска? Как дошел до такой жизни? — дотронулся Иван до серой вытертой шинельки. — Авось, помогу.