Красный террор в России. 1918-1923
Шрифт:
С. С. Маслов рассказывает о женщине-палаче, которую он сам видел. «Через 2–3 дня она регулярно появлялась в Центральной Тюремной больнице Москвы (в 1919 г.) с папироской в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом… Это была молоденькая женщина… лет 20–22». Были и другие женщины-палачи в Москве. С. С. Маслов, как старый деятель вологодской кооперации и член Учредительного Собрания от Вологодской губ., хорошо осведомленный о вологодских делах, рассказывает о местном палаче (далеко не профессионале) Ревекке Пластининой (Майзель), бывшей когда-то скромной фельдшерицей в одном из маленьких городков Тверской губ., расстрелявшей собственноручно свыше 100 человек. В Вологде чета Кедровых — добавляет Е. Д. Кускова, бывшая в это время там в ссылке [296] — жила в вагоне около станции… В вагонах происходили допросы, а около
296
«Посл. Нов», № 731.
297
25-го марта 1922 г.
«После торжественных похорон пустых, красных гробов началась расправа Ревекки Пластининой со старыми партийными врагами. Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свое проклятье, в своей злобе превзошла всех мужчин Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Она вспоминала все маленькие обиды семьи мужа и буквально распяла эту семью, а кто остался не убитым, тот убит морально. Жестокая, истеричная, безумная, она придумала, что ее белые офицеры хотели привязать к хвосту кобылы и пустить лошадь вскачь, уверовала в свой вымысел, едет в Соловецкий монастырь и там руководит расправой вместе со своим новым мужем Кедровым. Дальше она настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и их по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где, раздевши, убивают их на баржах и топят в море. Целое лето город стонал под гнетом террора».
Другое сообщение той же газеты добавляет:
В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера и т. д.
А вот другая, одесская, «героиня», о которой рассказывает очевидец 52 расстрелов в один вечер. [298] Главным палачом была женщина-латышка с звероподобным лицом; заключенные ее звали «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана. С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку, кажется, расстрелянная за свои хищения [299] , или председательница Унечской Ч.К. «зверь, а не человек», являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талии и шашкой в руке. Так описывает ее в своих воспоминаниях одна из невольных беглянок из России. «Унечане говорили о ней шепотом и с затаенным ужасом». Сохранит ли история ее имя для потомства? В Рыбинске есть свой «зверь» в облике женщины — некая «Зина». Есть такая же в Екатеринославе, Севастополе и т. д.
298
«Голос России», 27-го янв. 1922 г.
299
«Посл. Нов», 2-го марта 1921 г.
Как ни обычна «работа» палачей — наконец, человеческая нервная система не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном состоянии — нужно состояние «невменяемости», особенно в дни, когда идет действительно своего рода бойня людей. Я наблюдал в Бутырской тюрьме, что даже привычная уже к расстрелу администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый «комиссар смерти» за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер.
«Почти в каждом шкафу — рассказывает Нилостонский про Киевские чрезвычайки [300] — почти в каждом ящике нашли мы пустые флаконы из-под кокаина, кое-где даже целые кучи флаконов».
В состоянии невменяемости палач терял человеческий образ.
«Один из крупных чекистов рассказывал — передает авторитетный свидетель [301] — что главный (московский) палач Мага, расстрелявший на своем веку не одну тысячу людей (чекист, рассказывавший нам, назвал невероятную цифру в 11 тысяч расстрелянных рукой Мага), как-то закончив „операции“ над 15–20 человеками, набросился с криками „раздевайся, такой сякой“ на коменданта тюрьмы Особого Отдела В.Ч.К. Попова, из любви к искусству присутствовавшего при этом расстреле. „Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и кусочками мозга, Мага был совсем невменяем и ужасен“ — говорил рассказчик. „Попов струсил, бросился бежать, поднялась свалка и только счастье, что своевременно подбежали другие чекисты и скрутили Мага“…
300
«В кровавом похмелье большевизма», 19.
301
«Че-Ка». «Год в Бутырской тюрьме», 146.
И все-таки психика палача не всегда выдерживала. В упомянутом отчете сестер милосердия Киевского Красного Креста рассказывается, как иногда комендант Ч.К. Авдохин не выдерживал и исповедывался сестрам. „Сестры, мне дурно, голова горит… Я не могу спать… меня всю ночь мучают мертвецы“… „Когда я вспоминаю лица членов Чека: Авдохина, Терехова, Асмолова, Никифорова, Угарова, Абнавера или Гусига, я уверена, — пишет
302
7-го марта 1924 г.
Среди палачей мы найдем немало субъектов с определенно выраженными уже резкими чертами вырождения. Я помню одного палача 14 лет, заключенного в Бутырскую тюрьму: этот полу идиот не понимал, конечно, что творил, и эпически рассказывал о совершенных деяниях. В Киеве в январе 1922 года была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Р. признана была душевнобольной на почве половой психопатии. Следствие установило, что Р. лично расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, вызванных в Ч.К. и имевших несчастье возбудить ее больную чувственность… Один врач рассказывает о встреченной им в госпитале „Комиссарше Нестеренко“, которая, между прочим, заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, подчас малолетних». [303]
303
«Новое Русское Слово», 19-го февр. 1924 г., Нью-Йорк.
Просмотрите протоколы Деникинской комиссии и вы увидите, как высшие чины Ч.К., не палачи по должности, в десятках случаев производят убийства своими руками. Одесский Вихман расстреливает в самих камерах по собственному желанию, хотя в его распоряжении было 6 специальных палачей (один из них фигурировал под названием «амур»). Атарбеков в Пятигорске употребляет при казни кинжал. Ровер в Одессе убивает в присутствии свидетеля некоего Григорьева и его 12-летнего сына… Другой чекист в Одессе «любил ставить свою жертву перед собой на колени, сжимать голову приговоренного коленями и в таком положении убивать выстрелом в затылок». [304] Таким примерам несть числа…
304
«Дни», 7-го марта 1924 г.
Смерть стала слишком привычна. Мы говорили уже о тех циничных эпитетах, которыми сопровождают обычно большевистские газеты сообщения о тех или иных расстрелах. Такой упрощенно-циничной становится вся вообще терминология смерти: [305] «пустить в расход», «разменять» (Одесса), «идите искать отца в Могилевскую губернию», «отправить в штаб Духонина», Вуль «сыграл на гитаре» (Москва), «больше 38 я не мог запечатать», т. е. собственноручно расстрелять (Екатеринослав), или еще грубее: «нацокал» (Одесса), «отправить на Машук — фиалки нюхать» (Пятигорск); комендант петроградской Чека громко говорит по телефону жене: «Сегодня я везу рябчиков в Кронштадт». [306]
305
См. также примеры у Карцевского «Язык, война и революция». Рус. Унив. Изд. Берлин 1923 г.
306
Воспоминания Вырубовой. В. Краснов в своих воспоминаниях рисует образную картину издевательств, совершавшихся в Ставрополе группой матросов во главе с присяжным поверенным Левицким. Они разъезжали вокруг тюрьмы с песнями и гармониями и кричали заключенным: «Это мы вас, буржуев, отпеваем». («Архив Революции». VIII, 153).
Также упрощенно и цинично совершается, как мы много раз уже отмечали, и самая казнь. В Одессе объявляют приговор, раздевают и вешают на смертника дощечку с номером. Так по №№ по очереди и вызывают [307] . Заставляют еще расписываться в объявлении приговора. В Одессе нередко после постановления о расстреле обходили камеры и собирали биографические данные для газетных сообщений. [308] Эта «законность» казни соблюдается в Петрограде, где о приговорах объявляется в особой «комнате для приезжающих». Орган центрального комитета коммунистической партии «Правда» [309] высмеивал сообщения английской печати о том, что во время казни играет оркестр военной музыки. Так было в дни террора в 1918 г. Так расстреливали в Москве «царских министров», да не их одних. Тогда казнили на Ходынском поле и расстреливали красноармейцы. Красноармейцев сменили китайцы. Позже появился как бы институт наемных палачей — профессионалов, к которым от времени до времени присоединялись любители-гастролеры.
307
«Общее Дело», 9-го ноября 1921 г.
308
Деникинские материалы.
309
20-го мая 1919 г.