Красный вервольф 4
Шрифт:
Я резко распрямил колени, выбрасывая тело в стремительный прыжок. Хрясь! Шейные позвонки того, что в люльке сказали «досвидос» — минус один! Тот, что за рулем, успел только раззявить рот от удивления, но заорать я ему не позволил, ударом в горло отправив его в вальгаллу, или что там за загробную жизнь обещают фашистам после смерти?
Придержал руль, чтобы мотоцикл по инерции вкатился в кусты у дороги и заглушил мотор.
Замер, прислушиваясь.
Машины удалялись. Отлично. Отряд не заметил потери бойца. Это ненадолго, конечно, но сколько-то времени у меня есть. Пока колонна доедет до
В общем, какой-то запас есть.
Я откатил моцик еще подальше от дороги и выволок пассажира из люльки. Бл*ха, щупловат он что-то, его форма на мне не сойдется даже.
Тот, что рулил, был побольше, но тоже, прямо скажем, не здоровяк. Придется втянуть живот и дышать пореже, что ж…
Я начал торопливо стаскивать с мертвых фрицев форму. Зараза, сапоги! Два золушка мне попались на одном мотоцикле. На таких ногах не кирзачи, а хрустальные туфельки надо носить… Ладно, придется обойтись своими берцами, авось не будут мне в ноги активно смотреть.
Свернув добычу в более или менее аккуратный тючок, я по-быстрому углубился подальше в лес. В ту сторону, где должен быть заброшенный укрепрайон.
Бункеры оказались в не таком уж плохом состоянии, во всяком случае, два из них. Неплохое убежище, в принципе, не заметишь, если не знать, куда смотреть. Хм, кстати, интересно, когда их построили? Такое впечатление, что это что-то гораздо более старое, чем укрепления времен первой мировой. Ну, то есть, их явно чинили и что-то достраивали, но эта вот краснокирпичная кладка, арочки изящные.
Я фыркнул, представив напомаженного генерала в парике и шелковом мундире с рюшечками. «А вот то, что некоторые ходят на войну в двубортном, мы решительно осуждаем! И допустить этого никак не можем!»
Я торопливо натянул серые форменные штаны. Выдохнул, чтобы застегнуть пуговицу. Едва втиснул плечи в китель. Ох, не треснул бы он по швам в самый неподходящий момент…
Так, теперь каска. Хорошо хоть с ней проблем нет, зашибись было бы, окажись у водилы голова, как у воробья.
Зеркала, чтобы оценить степень маскировки, поблизости, ясен пень, не было. Но я и так знал, что с отросшей щетиной я на истинного арийца совсем не похож. Это им не лень даже в окопах бриться.
И ботинки еще…
В общем, маскировка так себе, значит в коммуникации нужно вступать по минимуму. Ну и придется дождаться сумерек.
Я сложил свои вещи и двинул обратно к деревне.
Огляделся из-за кустов. Вроде никого, все тихо. Крайний дом явно заброшен, стекла выбиты, дверь болтается на одной петле.
Ну, с богом. Поди сойду на праздношатающегося фрица в увольнении.
Я выбрался на середину улицы и неспешно направился в сторону сельсовета.
Пока что никто не обращал на меня внимания. Впрочем, и обращать его было некому — немецкая речь раздавалась со стороны палаточного лагеря, а в зданиях никакого движения не наблюдалось. Дотопал до дерева, остановился, покрутил головой. Сунул руку в карман. У фрица там лежали сигареты и спички.
Сунул одну в зубы, привалился боком к дереву, чиркнул спичкой. Выпустил изо рта струю вонючего дыма. Скосил
— Михалыч, — шепотом окликнул я и коснулся его плеча. — Михалыч, ты живой?
Несколько секунд он не отзывался. Даже на миг показалось, что…
А, нет! Живой! Бороденка зашевелилась, головой дернул. Приподнял подбородок, скосил на меня глаза. Ох, и досталось же тебе, Кузьма… Как же тебя угораздило так попасть?
— Саня? — просвистел он едва слышно.
— Молчи, Михалыч, — почти не шевеля губами, произнес я и снова выдохнул дым, придав себе вид обычного бездельника, который никакого интереса к привязанному к дереву телу не испытывает. — Сейчас я тебя вытащу.
— Ты с ума что ли спрыгнул так рисковать? — изможденное лицо Михалыча перекосило гримасой боли, но в потускневших глаза вспыхнула такая надежда, что у меня прямо сердце кровью облилось. — Не жилец я, уходи отсюда!
— Заткнись, Михалыч! — шикнул я. Наклонился, типа ботинок от грязи протереть, незаметно извлек из-за голенища узкое лезвие заточки. — Стой, как стоял, не привлекай внимания раньше времени.
Я приобнял дерево, как девушку на свидании, и начал аккуратно перепиливать веревки. Да уж, притянули его так, будто он годзилла какой. Особо опасен, и может одним пальцем тут дел наворотить.
Три сигареты пришлось выкурить, пока справился. Замутило даже, несмотря на то, что я не затягивался, а просто дымил, чтобы видимость создать.
— Почти готово, — прошептал я. — Последний виток остался.
Дверь распахнулась, на пороге показался давешний эсэсман с ведром. Принесла ж его нелегкая!
— А ты чего тут трешься? — неприветливо поинтересовался он, целеустремленно направившись к Кузьме. — Вам же сказано, сюда не соваться лишний раз.
— Извини, приятель, — подражая его звонкому баварскому акценту, ответил я. — Мне на дежурство заступать через час, а на меня вдохновение нашло… — я заговорщически понизил голос. — Только не говори никому, что я стихи пишу. А то засмеют.
— Шел бы ты со своим вдохновением отсюда, — фриц сплюнул и остановился напротив Кузьмы. Размахнулся ведром. Но потом в глазах его появилось сомнение. Он подозрительно прищурился и наклонился, чтобы присмотреться. Куда это ты уставился, хрен фашистский? Заметил, видно, что с веревками что-то не то.
— Это еще, что за… — начал он, но договорить я ему не дал. Рванул на себя и несколькими короткими ударами всадил в него заточку. Тело его обмякло и потяжелело. Со стороны это могло смотреться как будто фриц споткнулся, упал, уронил ведро, а его добрый друг придержал его от падения.
Я быстро резанул окровавленным ножом по последней удерживающей Кузьму веревке, усадил мертвого фрица спиной к дереву и подхватил Кузьму.
Тот непроизвольно охнул, не удержавшись на ногах.
Не особенно раздумывая, я закинул лесника себе на плечо и быстрым шагом двинул прочь. Можно ломануться бегом, но бегущий человек, да еще и с телом на плече, гораздо быстрее привлечет к себе внимание. Так что шагай, Саша, шагай.