Красный
Шрифт:
– Не только, - ответила Мона.
– Не только сны.
– Не говорите так, - рявкнул он.
– Если настаиваете.
– Она могла бы рассказать ему больше. Она могла пересказать их совместный «завтрак на траве»; она могла рассказать ему о других своих вечерах с Малкольмом и о слишком реальных пятнах на простынях на следующее утро. Но нет. Такой серьезный и суровый человек, как граф, вероятно, сошел бы с ума, узнав, что жизнь и смерть не так абсолютны, как кажется.
– Мне нужна картина, - сказал он. – Я просто обязан ее получить. На стене есть пустое место, которое
– Вам придется это сделать. Картина принадлежит мне. Он хотел, чтобы она была у меня.
– Говорите эти сны, больше, чем сны? Скажите мне тогда, почему в моем последнем сне он заставил меня пообещать, чтобы я сделал все, чтобы вернуть ее домой? Все.
– Боюсь, Малкольм решил сыграть с нами последнюю маленькую шутку.
– Она сочувствовала графу, но Малькольм велел ей сохранить картину, несмотря ни на что.
– Любая цена.
– Я не продам ее, - ответила она.
– Она моя. Она будет всегда со мной и точка. Мне очень жаль, но мое решение окончательное. Если вы хотите подать на меня в суд из-за картины, пожалуйста. Я выиграю, но, если чувствуете, что должны, значит должны.
– Вы даже не представляете, сколько денег я могу заплатить за эту картину.
– Дело не в деньгах. У меня есть Пикассо, который был оценен в тринадцать миллионов долларов. И теперь, когда вы дали мне безупречное подтверждение происхождения, она принесет еще больше.
– Я могу дать вам больше тринадцати миллионов долларов за картину моего деда.
– Говорю же, дело не в деньгах. Никакие деньги в мире не выкупят эту картину у меня. Она не для продажи. Как мы говорим в этой стране, сэр, нет, значит нет.
Граф, казалось, размышлял над этим довольно долго. Мона имела в виду каждое слово. Если бы он вытащил бумажник и выписал ей чек на сто миллиардов долларов, она разорвала бы его на мелкие кусочки и разбросала по полу, как конфетти.
– Она всегда будет с вами, - сказал граф.
– Как я уже сказала, я не расстанусь с картиной, пока жива. А я планирую прожить долго и счастливо.
– Понимаю.
– Он снова положил руку на бедро, а другую руку на подбородок. Он пристально посмотрел на Малькольма, и тот ответил ему тем же.
– В нашей семье о нем рассказывают историю, которую мы никогда не предавали огласке. Мона Блесси не была проституткой. Она была порядочной дочерью семейного управляющего - порядочной, пока мой дед не проявил к ней интерес. Однажды ночью ее отец проиграл все за карточным столом, разрушив семью и перспективы Моны выйти замуж. Мой дед предложил сделать ее своей любовницей. Она предупредила его, что отец убьет его, если их поймают вместе. Мой дед все равно похитил ее и увез в Шотландию.
– Как вы думаете, почему она не сопротивлялась?
– Потому что вы знаете моего деда. Его "жертва" собрала вещи в ту ночь, когда он выкрал ее из постели. Он делал все, что хотел, и не заботился о том, что о нем думают. Он умер, смеясь, в постели своей любовницы. Он брал то, что хотел, и ни у кого не спрашивал разрешения. Хороший способ жить! Лучший способ умереть. Разве вы не согласны?
– Согласна, - ответила
– Миру нужно больше таких мужчин, как Малкольм, больше таких женщин, как Мона Блесси.
– Рад слышать эти слова, - сказал он.
– Не могу не согласиться.
Граф шагнул вперед и снял со стены картину Малкольма. Мона рванулась вперед, чтобы спасти его, но граф обхватил ее другой рукой за бедра, взвалил на плечо и понес из галереи к заднему сиденью длинной черной машины, ожидающей в переулке сзади.
– Вы планировали украсть мою картину, не так ли?
– спросила Мона, когда он бросил ее на мягкое кожаное сиденье.
– Таким был план Б, - ответил он. Затем обратился к шоферу с надменным "Поехали".
– Вас могут арестовать за это, - сказала она.
Машина выехала из переулка на улицу. Она попыталась открыть двери, но все они были заперты. Мона понимала, что ей следовало запаниковать, но она совсем не боялась. Только была в ярости.
– Арестовать? За что? За побег? Это не преступление. Вы бы предпочли пожениться в Шотландии или Америке? Я разрешаю вам сделать этот выбор. Я слышал, что брак - это всегда компромиссы.
Он положил картину на сиденье напротив них. Если бы это было возможно - а теперь она верила, что все возможно, - глаза Малкольма, казалось, смеялись.
– Брак? Вы потеряли рассудок?
– Только свои запреты, - ответил он.
– И вы сказали, что картина всюду следует за вами, и что никогда не продадите ее. Если мы поженимся, она станет наполовину моей. А половина лучше, чем ничего. Вам понравится Вингторн. Самый красивый дом в стране. У леди Моны очень красивое кольцо, не так ли?
– Послушайте, лорд Годвик, или как вас там, черт побери…
– Зови меня Спенсер, любимая. В конце концов, мы собираемся пожениться.
– Сейчас же разверни машину и отвези меня обратно в мою галерею, Спенсер.
– Ты сможешь вернуться в галерею, как только мы поженимся. Если захочешь. Хотя я бы предпочел оставить тебя в Вингторне рядом с собой. Видела когда-нибудь окрыленную розу? Белые лепестки, красные шипы размером с острие ножа. Прекрасная и опасная, мое любимое сочетание.
– Как только ты повернешься ко мне спиной, я вызову полицию, - заявила Мона.
– Тогда не повернусь, - ответил он.
– Я предпочту смотреть на тебя.
Он поднял руку, чтобы коснуться ее лица, но она попыталась отмахнуться от нее. Он схватил ее за запястье и дернул к себе, сжимая ее в объятиях и прижимая к груди.
– Ну разве ты не прелесть, - сказал он, покорив ее своей чрезвычайно превосходящей физической силой. Он схватил ее за шею, и она перестала сопротивляться. Он смотрел на ее лицо, на губы, на шею. В борьбе с ним ее блузка распахнулась, обнажив выпуклость груди. Он нежно коснулся кончиками пальцев ее вздымающейся груди.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть, - ответила она.
– Мне тридцать семь. Время остепениться, сказали мне.
– Так вот как ты остепенился? Похитив меня и заставив выйти за тебя замуж из-за картины? Я не буду этого делать. У меня есть кот, о котором нужно заботиться.