Красота в наследство
Шрифт:
А вернувшись и бросив на нее короткий взгляд, сразу кивнул:
— То, что надо.
Стас менялся поминутно. Невозможно было за ним уследить. Рассеянный, раздраженный, сосредоточенный, просто злой, наглый, равнодушный, пренебрежительный, восхищенный — все это был он и почти одновременно. Он был многолик и непредсказуем. И — что самое главное — он был ей интересен. И не просто интересен. Ирину медленно, но верно затягивало в какой-то омут. Это было дико, глупо, нелепо, невозможно и смешно, наконец, но она ничего не могла поделать. Ощущая себя подопытным кроликом, человеком с парализованной волей, она по указанию Стаса села на дурацкую скамейку,
— Можете расслабиться, Ирина. Руки опустите, — тон был неожиданно любезен. — А то решите, что я решил над вами поиздеваться.
— Спасибо, — отозвалась она. — Скучное это дело — позировать, оказывается. То есть трудное.
— Зато останетесь навечно во всем блеске своей красоты.
— Блеск красоты, — звучит как-то пошло из уст художника, — заметила она.
— Так сказалось. Вы действительно очень красивы. Но в портрете это не самое важное. Кроме красоты, у вас еще что-то есть. То, что нужно для портрета.
— Что именно?
— Ну… Я бы сказал так — загадка. Только какая — не знаю.
— Ничем не могу вам помочь, Стас. Мне кажется, я вполне обычна. Возможно, даже скучна.
— Кокетничаете? Я художник, мне виднее. То есть — я должен видеть. Иначе я плохой художник. А чем вы занимаетесь?
— Пытаетесь загадку отгадать? Ничем. Живу, и все.
— Ну хорошо. Живите. А я рисую.
— Ну хорошо. Рисуйте. Кстати, который час?
— Торопитесь? Мы работаем всего два часа. Устали?
— Устала. То есть не устала, но рассчитывала именно на это время.
— Много дел?
— Не так уж и много. Но время я рассчитываю всегда.
— Я, представьте себе, тоже. Когда мы с вами увидимся? — он спросил так, будто речь шла о любовном свидании.
— Завтра в это же время. Мне не хотелось бы затягивать наш совместный творческий процесс, — слегка отомстила Ирина за все свои страдания. — А теперь я могу переодеться?
Она думала о нем, думала теперь почти постоянно. Поскольку Женька уехал в командировку по делам, никто ее не мог отвлечь от этих мыслей. Муж, конечно, тоже не смог бы, но при нем приходилось бы играть, стараясь казаться прежней. А она перестала быть прежней, и никто ей в этом не мешал. Закрывая глаза перед сном, она представляла себе изуродованные ноги Стаса. Наверное, они выглядят ужасно, по спине от этой мысли пробегал холодок. Кричевский совсем не вызывал жалости: и непонятно было, что же преобладает в ее мыслях: страх, интерес или как раз то, о чем она так часто думала в молодости и чего никогда не испытывала.
«Если я влюбилась, то почему так страшно, так странно и непонятно? — пытала она себя. — Неужели так происходит со всеми? А где же состояние эйфории, свойственное влюбленным? Это совсем не эйфория, это психоз, натуральный психоз. И не любовь. Это что-то страшное. Почему я его боюсь? Или я себя боюсь, когда его вижу, когда он смотрит на меня — этот урод, этот калека. Он странный. Возможно, он шизофреник. Интересно, есть ли у него женщина? А если есть, то какая она? Хочет ли он меня?.. Нет, это невозможно… Эти страшные изуродованные ноги…»
Сеансы были почти
— А почему вы вдруг увлеклись живописью? Зачем вам картины?
— Не знаю, — задумалась Ирина. — Просто нравятся.
— А мне кажется, вам хочется быть интересной. Образованной. Дамой с широким кругозором.
— А вы в этом усматриваете что-то постыдное?
— Нет, конечно. Просто банально.
— А что для вас живопись? Вся жизнь?
— Ну нет. Не вся, слава богу. Просто большая ее часть. Я не могу по-другому. Я такой родился.
— А что в меньшей части?
— У меня есть свои тайны. Хотя это звучит достаточно пошло, я понимаю. Вы слышали когда-нибудь, чтобы говорили о мужчине: «В нем есть загадка»? — произнес он, томно закатив глаза. Ирина засмеялась.
— Вот видите. Загадок во мне нет, это ваша, женская прерогатива. У меня есть частная жизнь, закрытая от остальных. Скажем так.
— Это есть у каждого человека.
— Нет. Далеко не у каждого. Люди примитивны в своем большинстве, как амебы.
Раза два он рисовал ее в состоянии глухого раздражения, которое изо всех сил старался не выплескивать наружу. Сеансы прошли в полном молчании. А она все чего-то ожидала. И дождалась…
Портрет был почти готов. Она его еще не видела. Стас сказал, что закончит его через неделю, а позировать больше не надо. Она сидела на проклятой скамье, ей казалось, что она приросла уже к ней, к этим облезлым доскам, и не могла даже думать. В голове была пустота. А он бросал на нее быстрые взгляды, к которым она так и не смогла привыкнуть.
— Ирина, скажите, у вас есть дочь? — спросил он с непонятной интонацией. Сначала она вообще не поняла, о чем он спрашивает, и смотрела на него с недоумением. А на задворках сознания нарастала паника, постепенно охватывая все ее существо.
— Что? — вяло и беспомощно переспросила она.
— У вас есть дочь? — спокойно повторил он свой вопрос, в котором не было второго смысла. — Вы извините, что я вторгаюсь в вашу семейную жизнь. — До этого он никогда не задавал ей подобных вопросов.
— У меня есть сын, — жестко ответила Ирина. Как ей это удалось, она сама не понимала. Она в тот момент ничего не понимала. Если бы вдруг Стас доковылял до нее на своих изуродованных ногах и отвесил ей пощечину, потрясение было бы меньшим. Ведь она сразу даже и не вспомнила о своей дочери, не осознала, что вспомнила. Лишь испугавшись, поняла, в чем причина этого страха.
— Извините, что спросил, — сказал он спокойно. — Я обычно не лезу в личную жизнь. И не люблю, когда лезут в мою. — После чего продолжил свое дело уже в полном молчании. А Ирина сидела и лихорадочно думала, что же он успел увидеть у нее на лице. «Откуда он знает? Откуда? Ведь об этом не знает никто. И знать не может». Через некоторое время, слегка придя в себя, она уже начала себя ругать. На воре и шапка горит, вспомнила поговорку. Да ничего он не знает и знать не может. Это был случайный вопрос, который случайно попал в точку. Случайный и вполне безобидный. А ты уже испугана, почти парализована страхом. Так нельзя. Надо держать себя в руках, иначе эти сеансы закончатся полным помешательством.