Красота
Шрифт:
Таким образом, мудрость, добро, красота, вокруг взаимоотношения которых столь часто и обильно скрещивались клинки богословских и философских споров и исключительно земную, человеческую принадлежность которых подчеркивал В. И. Ленин, штудируя книгу Л. Фейербаха «Лекции о сущности религии» ls, оказываются тремя равно необходимыми составляющими великого созидательного акта самопреобразующейся в практике человека материи.
История человеческого общества, несмотря на все зигзаги развития, предстает в этой связи как история становления человечности. Законы классовой борьбы неумолимо, с неукоснительностью всех природных законов, от формации к формации, через нелепости все растущего отчуждения, сквозь все случайности пони, общественных катаклизмов, взрывов и потрясений формируют величайшую материальную ценность — гармоническое бесклассовое общество. Общество, в котором до конца смогут проявиться человеческие
«[...] Коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, — писал К. Маркс. — [...] Он — решение загадки истории, и он знает, что он есть эго решение» 19.
В этих великолепных словах ужо ясно просматривается активно-гуманистический, деятельный смысл всей философии Маркса. С построением коммунистического общества классовая предыстория — борьба человека за человека — уступит, наконец, место истории подлинно человеческого, ничем не ограниченного, свободного универсального творчества. Тысячелетняя битва за человечность не только в узком морально-этическом значении этого понятия, но прежде всего в абсолютном смысле полного высвобождения всех человеческих возможностей природы, приведет к качественно новому этапу развития мира. И это, как говорится в сказках, будет уже совсем другая история...
Конечно, далеко не все люди способны по-настоящему творчески, сознательно и целеустремленно участвовать в грандиозном историческом процессе борьбы за конечное торжество человечности. Соответственно, не все обладают в этой области, если можно так выразиться, в области социального творчества, развитым эстетическим вкусом. Для развития последнего здесь, как и в других случаях, необходимы все те же условия: творческая заинтересованность в предмете и, следовательно, известный уровень соответствующих знаний о нем самом и о путях его преобразования.
Между тем до самого недавнего времени социально-историческая ситуация складывалась таким образом, что пафос борьбы за лучшее будущее людей был во всей полноте понятен и близок только одиночкам. Лишь на протяжении последнего столетия в сознательную революционно-освободительную борьбу стали вовлекаться все более и более широкие народные массы.
В то же время нельзя не отметить, что наивное, житейское стремление к «человеческой» жизни, в соответствии с понятиями и взглядами времени, класса, сословия, всегда оставалось глубочайшем привязанностью человека. Удовольствие, несомненно носящее и эстетический характер, повсеместно и во все эпохи вызывалось простейшей или более сложной гармоничностью принятых семейных, сословных, цеховых, городских, подчас даже государственных взаимоотношений. В меру понимания и знания норм того или иного общежития, в меру заинтересованности в его организации, человек, оставаясь специалистом в какой-нибудь конкретной производственной деятельности, в то же время неизменно считал и чувствовал себя «специалистом» и в области человеческих взаимоотношений. Поэтому общественные явления и коллизии, даже впрямую и не касающиеся данного лица, постоянно вызывали острую заинтересованную реакцию, окрашивались во все оттенки эстетического отношения. Эстетическая оценка, обычно осознаваемая как превосходная степень моральных и правовых определений, рождалась столь же естественно, как и при обозначении высоких качеств создаваемых и используемых бытовых предметов. Силу общественного воздействия эмоциональных — положительных или отрицательных — эстетических оценок, притягательность эстетических идеалов семьи, общины или других форм общежития, как и характера поведения людей в обществе, трудно переоценить. Их направляющая, формирующая роль не подлежит сомнению.
Выше отмечалось, что при эстетическом восприятии общественных явлений индивидуально-вкусовой момент обретает особый смысл, так как здесь субъективное отношение оказывается запрограммированным уже не столько личными симпатиями и антипатиями воспринимающего и оценивающего лица, как это бывает, например, при оценке цвета, формы и т. д., сколько сложившимися в данном обществе моральными, политическими и другими общественными идеалами. Эмоциональная оценка явления каждым отдельным человеком как бы выражает уже не просто его личную субъективность, но субъективность общественную, направленную на решение общих насущных задач времени. Следует подчеркнуть, что, с другой стороны, эстетическая оценка, будучи наиболее непосредственным, интимным переживанием, для возникновения которого необходимо совершенно определенное индивидуальное восприятие гармонической взаимосвязи объективных явлений действительности,
Но даже сегодня, когда научный коммунизм сделался достоянием миллионов, когда социально-освободительные идеи нашли неопровержимое подтверждение в процессе практического строительства нового общества, действительно творческое отношение к целенаправленному коммунистическому переустройству жизни доступно отнюдь не каждому. Стремление к человечности продолжает мистифицироваться ходячими моральными догмами и предрассудками, подменяется на Западе всевозможными теориями абстрактного гуманизма, дискредитируется целенаправленными усилиями «массовой культуры», религиозными представлениями.
Воспитание подлинно гуманистического классового сознания многомиллионных масс борцов за построение коммунистического общества не случайно стало одной из важнейших задач коммунистического строительства в нашей стране.
Об этом говорится на съездах вашей партии, это записано в важнейших партийных документах. Сделать каждого советского человека активным, целеустремленным творцом новых человеческих взаимоотношений, окончательно избавить его сознание от груза пережитков прошлого, дать каждому счастье по-настоящему творчески осознавать общую историческую цель человечества — создание коммунизма — таков глубочайший философский и практический смысл культурной революции, которую возглавил и победоносное завершение которой предсказал в свое время В. И. Ленин.
Воспитание миллионов в духе осознанного строительства коммунизма означает окончательный выход людей из унылых неурядиц повседневной жизни, из тесного мирка эгоистических, потребительских интересов на подлинные высоты человечности, где свободно бушуют яростные и чистые ветры истории, откуда отчетливо различимы озаренные контуры зовущих горизонтов. Оно означает, что на смену традиционным представлениям об узкожитейских нормах поведения, о личном благополучии как цели существования, веками сводившим эстетические переживания общественных коллизий к житейским пересудам кумушек по поводу «некрасивых» поступков соседей, в душах людей, все больше осознающих себя бескорыстными художниками, поэтами человеческой жизни, зажжется немеркнущий огонь могучего эстетического стремления. Стремления к всеобщему идеалу, ставшему личным идеалом каждого, — к идеалу высшей человечности, к идеалу коммунизма. Осуществится извечная мечта лучших представителей человеческого рода об обществе, в котором труд и творчество перестанут наконец быть средством удовлетворения эгоистических потребительских желаний, но сами станут осознанной целью и смыслом жизни. А потребление житейских благ займет то место, которое оно и должно занимать в подлинно человеческом, обществе — место средства, необходимого для реализации творческих возможностей каждого.
Сегодня, быть может, как никогда явственно обозначились вся трудность и все величие единственно верного и возможного пути к вершинам человечности. Двадцатый век, с его стремлением к концентрации общественных и духовных сил. отчетливо выявил опасности, подстерегающие на этом пути, опасности, принимающие различные политические формы, выступающие то под видом правого или левого ревизионизма и оппортунизма, то обнажающие свою сущность в открытых антикоммунистических концепциях, то рядящиеся в торжественно-миролюбивые тоги неких «средних», «надидеологических» теорий. В плане нашего изложения позволительно представить их или как более или менее грубую и полную подмену начала творчески-человеческого началом эгоистически-потребительским, торжество которого мы видим во всевозможных формах буржуазно-собственнического мира, с его корыстной бездуховностью, или как столь же античеловеческий, столь же кастрирующий и убивающий творческое, а следовательно, и эстетическое сознание, столь же бездуховный, насильственно и жестоко насаждаемый фанатизм. Культ вещей, сделавшийся альфой и омегой жизни, подчинивший и задушивший все человеческое, или культ идеи, которая в своей абстрактности и выхолощенности перешла в свою противоположность, превратилась в жестокую, мертвую догму, также убивающую мысль, чувство, волю — начисто уничтожающую человека как свободного творца и созидателя. Бездуховное, воинствующее мещанство и столь же бездуховное, столь же воинствующее идолопоклонничество.
При всем, казалось бы, их различии эти две формы бездуховности, варясь и собственных ядовитых соках, набирая силы, обличая и проклиная одна другую, в то же время яростно тянутся друг к другу, падали тайно ищут встрече, жаждут слиться в постыдном кровосмесительном объятии. Кровосмесительном потому, что их глубоко роднит общий неизлечимый порок врожденного антигуманизма. И когда это случается, цинически сбрасываются все покровы, и на свет является фашизм. Ибо фашизм — это античеловечность бесчувственного мещанина, помноженная на античеловечность фанатика-идолопоклонника...