Красота
Шрифт:
И именно поэтому в социалистическом обществе, где коммунистическая партийность является выражением научного мировоззрения осмысления исторического процесса, развития человеческого общества, — искусство социалистического реализма, гармонически преобразуя действительность, как никогда ранее, обретает способность раскрывать «объективно-истинное» содержание последней.
Как форма общественного сознания искусство содержит в себе всю совокупность образно-эстетически раскрывшейся человеку реальности. Утверждая и прославляя необходимое людям, отрицая и клеймя то, что противостоит развитию человечества, оно деятельно участвует в борьбе за социальный прогресс. В то же время — и в этом важнейшая суть искусства как формирующего начала общественного сознания — оно является
Рождаемая на протяжении тысячелетий красота искусства, посредством всевозможных художественных кодов аккумулируемая общественным сознанием, как бы создает мощное энергетическое духовное поле, которое оплодотворяет волевыми, созидательными импульсами творчество материи, осознанно и целеустремленно преобразующей себя сначала в теоретических открытиях истины, а затем и в материальной практике людей. И хотя было бы несомненным преувеличением утверждение, будто человек, не знающий искусства, не может быть способен к творческому труду, есть все основания сказать, что человечество, не знавшее искусства, не было бы творящим человечеством.
Энергия художественной идеи — идеи красоты — формирует то самое творчески преобразовательное, активно волевое отношение к объекту, которое, в сущности, является отраженной сознанием и преобразованной в человеческую разумную, целенаправленную созидательную волю всеобщей стихийной тенденцией саморазвития материи. Тенденцией, суть которой заключается в общем увеличении информации, постоянно гасящей энтропию и вновь рождающей новую, все более сложную информацию. Тенденцией, которая определяет в целом положительное развитие материи под знаком необходимости. Ведь не чем иным, как отражением этой всеобщей тенденции развития, разумная созидательная воля и не может быть, ибо, как писал Энгельс, общие законы движения внешнего мира и человеческого мышления, по сути дела, тождественны.
Художественное творчество с первых своих шагов и по нынешний день, от простейших орнаментов и до высочайших вершин мирового искусства, неуклонно пестует великое человеческое стремление к красоте сознательно творимого, нового, разумного мира. Стремление, которое как созидательное начало пришло на смену животному инстинкту ассимиляции, движущему стихийной эволюцией дочеловеческой природы. В этом смысле искусство выступает перед нами в качестве постоянно действующей, ничем не заменимой производительной силы, оказывающей самое прямое и непосредственное влияние на развитие человеческой вселенной.
В тихих художественных мастерских усердными и взволнованными руками художников из века в век сплетается та золотая, увитая розами плеть красоты, которая без устали гонит человечество по пути материального и духовного творчества. Ибо все, что влечет нас вперед, все, что мы творчески создаем, представляется нам прекрасным — от первой детской погремушки до величественных космогонических теорий, от летящей в звездном небе ракеты до грядущего коммунистического общества.
Зов красоты звучит над человеческой вселенной. Зов развития, зов борьбы, зов творчества. Вспомним, что само слово «красота» по-гречески происходит от корня «звать». Назовем этот вечный зов в духе современной фантастики — зовом на будущего, обращенным к нам, людям...
Зовом развивающейся, творящей себя материи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, наше исследование закончено. Конечно, как и многие другие теоретические конструкции, предложенная система может оказаться опровергнутой. Возможно, она уже таит в себе семена самоуничтожения, подобно иным концепциям, которых нам приходилось касаться в процессе изложения. Однако есть несколько обстоятельств, питающих иллюзии автора насчет того, что потраченный труд не был совершенно бесплодным.
Во-первых, во всех случаях мы стремились исходить не просто из устоявшихся
Во-вторых, внимательный читатель не мог не отметить того факта, что изложение материала, в силу раз принятого метода, развивалось как система диалектического самодвижения понятий, в которой выводы становились единственно возможными при данных условиях. Сами же условия обнажались с предельной возможной четкостью и той противоречивостью, какой они действительно обладали.
Например, уже при решении первого кардинального вопроса о природе красоты мы оказались перед вопиющим противоречием, когда вся материалистическая традиция, казалось бы, требовала поисков объективно-прекрасного вне сознания, и в то же время объективно-прекрасное, если бы оно было обнаружено, восстало бы против материалистического решения основного вопроса философии. Единственно возможным предположением, хотя оно и представлялось поначалу рискованным, здесь оказалась идея, что вне сознания, существует нечто вполне материальное, вполне объективное, что, не будучи объективной красотой, вызывает в нас ощущение красоты.
Дальнейшее исследование показало, что, действительно, поскольку ощущение красоты не есть результат абстрактно-логического проникновения в собственную сущность явлений, но целиком остается в сфере, пусть весьма сложного, специфического, но непосредственного восприятия, постольку объект этого восприятия и не может быть объективной красотой. Ведь непосредственное восприятие, давая нам правильный образ внешнего мира, в то же время никогда не бывает и не может быть тождественным объективным явлениям. Тем самым была определена следующая задача: найти такое содержание действительности, которое, не будучи объективной красотой, необходимо вызывало бы в нас субъективное переживание красоты. Однако в различных случаях объективные качества, радующие нас эстетически, представали столь несхожими, что, казалось бы, никак не могли вызывать одно и то же ощущение, правильно раскрывающее действительность.
Вновь единственно возможным оказалось предположение, что в ощущении красоты мы непосредственно воспринимаем не просто отдельные явления, но некую весьма общую закономерность, своеобразно проявляющуюся во всех тех конкретных объектах, которые представляются эстетически привлекательными. Но это предположение снова оказывалось в противоречии с традиционным представлением о специфике самого эстетического восприятия как восприятия, не способного улавливать глубинные сущности и закономерности, оставаясь чисто чувственным восприятием.
Разрешение этого противоречия стало возможным в результате внимательного исследования непосредственных форм познания. Оказалось, что опосредованное всем опытом и знаниями человечества непосредственное восприятие человека, в отличие от животной непосредственности, не только способно в конкретном данном явлении, не отрываясь, конечно, от его единичности и неповторимости, ощутить проявляющиеся в нем весьма глубинные сущности, но в значительной степени специфично этим. На этой способности непосредственного восприятия, в частности, базируется важнейшая форма общественного сознания — искусство, ибо художественный образ, с гносеологической точки зрения, и есть зримое выражение глубоких сущностей и всеобщих закономерностей в индивидуальном, конкретном явлении. Рассмотрение проблемы именно под этим новым углом зрения позволило нам прийти к первому фундаментальному выводу, касающемуся объективной основы чувства красоты.