Кратчайшее расстояние

Панина Валерия

Все операции в космосе расписаны по минутам, и мы с Катей отслеживали тайминг. С монтажом креплений для антенны Артем справился даже чуть раньше, уложился по времени с установкой самой антенны, чуть больше заняла настройка. Вернее, Игорь корректировал настройки, а Артем ориентировал антенну.

– Артем, есть устойчивый сигнал на прием и передачу. Время работ пять тридцать четыре.

– Командир, отбираю пробы и мазки.

Это в рамках научной программы уже. Понятно, что такую возможность упускать нельзя, тем более есть резервных двадцать шесть минут. Мы смотрели, как Артем закрепляет в укладке контейнеры

с образцами.

– Осуществляю панорамную съемку. Обзору мешает панель солнечной батареи, опущусь на уровень ниже.

Мы смотрим, как на экране медленно проплывает освещенный Солнцем корпус, и Артем поворачивается спиной к светилу. На бархате бесконечности сверкали диадемы и ожерелья. Я засмотрелась и не сразу поняла смысл короткого доклада Русина.

– В обшивку вплавился осколок или обломок. Острый. Зацепил рукавом. Разгерметизация.

– Артем, давление? Диаметр повреждения?

– Давление 0,4, повреждение на предплечье, не вижу. По ощущениям сантиметра четыре-пять.

Много. Я сдержанно вздохнула.

– Люда, включи таймер на обратный отсчет. Пятнадцать минут. Время озвучивай поминутно.

На рукаве скафандра есть таблица с указанием времени работы в разгерметизированном скафандре. При давлении 0,4 атмосферы это тридцать минут, если дырка небольшая. На этот случай, в скафандре есть источник компенсации давления - аварийный баллон со сжатым кислородом. Этого времени космонавту должно хватить, что бы вернуться на корабль, закрыть люк и накачать воздух. Но если Артем прав, то... Так, Люда, не мели всякую чушь. Займись делом. Настроила отсчет, надела наушники и микрофон. Бледная Катерина сделала то же самое, не глядя. Она, не отрываясь, смотрела на экран, на котором Артем продвигался вдоль поручней в сторону выходного устройства. Двигался довольно быстро, но без суеты.

– Тринадцать минут.

Еще метр. Артем цепляет за верхний поручень сначала один карабин, потом другой. Видно, что левая рука почти не гнется, но он продолжает каким-то чудом держаться ей, пока работает правой.

– Десять минут.

Артем двигается медленнее. Мне кажется, или рукав увеличился в объеме?

– Пять минут.

Артем отстегнул первый карабин, перецепил, потянулся к поручню люка, левая рука соскользнула, фал натянулся и он отлетел от корабля на всю длину страховки.

Я увидела, как Катя зажимает рот рукой, сдерживая крик.

– Артем, подтягивайся. Спокойно. Времени достаточно.

– Три минуты.

Холод тянется по спине. Руки леденеют, но я стараюсь говорить уверенно.

– Две минуты.

В нагрудную камеру я вижу, как приближается яркое пятно входа, слышу тяжелое дыхание Русина. Вот он цепляется рукой за верхний край, вплывает в шлюз сам, втягивает укладку. Срабатывает входное устройство, зажигается датчик 'герметично', Артем открывает подачу кислорода.

Срываемся с места, доктор на ходу подхватывает чемодан первой помощи. Стоим у закрытого перехода, сердце колотится. Давление, наконец, выровнялось, Игорь открыл шлюзовую, вошел первым, за ними Катя. Из-за их спин увидела - Артем лежит на спине, за светофильтром лица не разглядеть.

– Живой, - слышу, говорит Игорь. От схлынувшего напряжения ноги становятся ватными, беру себя в руки, помогаю отстегнуть стекло,

Катя тянется с кислородной маской.
–

Не надо, - шепчет Артем сухими губами.
– Воды, Кать.

Из скафандра мы его еле вытащили. Левая рука раздулась, в ней почти прекратилось кровообращение. Смотреть страшно было - жесткая, при малейшем движении и прикосновении Артем непроизвольно морщился - боль, видимо, была сильная.

– Носилки, - распорядилась Катя.

– Не выдумывай, - строго, хоть и тихо, запретил он ей.
– Не нога же.

– Хорошо-хорошо, - покладисто согласилась подруга.
– Давай потихоньку, Тём.

В этот раз обошлось без последствий. Через три часа опухоль спала, пациент уснул, заплаканный медперсонал тоже.

– Игорь, прости. Я знаю, у нас сухой закон, но... Выпить нет?

– Нет.

– Человек от стресса даже помереть может. Что ж мы такие законопослушные-то? Надо было хоть контрабандой привести.

– Секс подойдет?

– Секс?
– раздумчиво протянула я.
– А выпить точно нет?

– Точно.

– Ну, если у вас больше ничего нет... Ладно, давайте секс...

В паутине всемирной сети я однажды наткнулась на рассказы о любви, вернее, об отношении к любви на войне, женщин - участниц Великой отечественной войны. Санитарки, снайперы, зенитчицы, радистки. Молоденькие девочки, юность в сапогах. Кто-то писал, что любви не место среди смерти и крови, кто-то - что любовь не выбирает и нужно торопиться жить, любить, потому что завтра может не наступить никогда.

Я ни в коем случае не претендую на то, что бы сравнивать себя с этими великими героинями. Война есть война. Но ведь мы сейчас тоже не в рядовых обстоятельствах. Опасность, изоляция от всего мира, замкнутое пространство. Острая необходимость сохранить дружеские взаимоотношения и комфортное сосуществование в экипаже. В какой-то мере зависимость друг от друга. Я как-то путано объясняю, да?

Я жила с этим мужчиной два с половиной года. За эти месяцы я прикипела, приросла к нему всей кожей. Знала, как он ест, спит, что любит. От чего он рассердится или улыбнется. Что и как скажет. Называйте как хотите - глупостью, сумасшествием, говорите, что это на меня так подействовали космические лучи или невесомость. Пусть. Но на подлете к Марсу - не раньше, не позже, мне вдруг стало жизненно необходимо разобраться, что чувствует ко мне Игорь, понять, любит? Не любит?

Вернее, не так. Он никогда не признавался мне в любви, если, конечно, не считать таковым горячечный бред, что несут мужчины в постели. Я и моя эмпатия, так высоко оцененная Галей Коровиной, были почти уверены, что любит, ведь судят не по словам - по поступкам, по отношению, но как всякой женщине мне хотелось услышать 'люблю' больше всего на свете.

Навязчивая идея или нет, но я слишком гордая, и умная, надеюсь, что бы требовать... то есть прямо спрашивать. Или ему самой признаваться. Зачем человека обременять? Ему, может мою любовь и даром не надо. Поэтому молчу, хотя зуд такой, будто у меня ежики под кожей в догонялки бегают. И пространства для маневра нету, королевство-то маловато. Надо как-то притерпеться, что ли, а то так недолго в неадекват сползти. Хотя в моем случае скатиться или слететь...