Кратер Циолковский
Шрифт:
Потом он все-таки вышел вслед за Костровым. Сергей оживленно рассказывал ему об устройстве аппаратуры, стараясь говорить как можно популярнее. Но Володя слушал плохо.
– Тебе что, понравилась эта девушка?
– просто и бесцеремонно спросил Костров, перехватив взгляд Никитина.
– А ты знаешь ее?
– Конечно. Кого я тут не знаю? Галя Карева. Прибыла к нам недели две назад. Инженер-механик. Работает в четвертой насосной. Что еще? Веселая дивчина. Превосходная спортсменка. Кажется, характеристика достаточная…
– Мы учились с ней вместе, - сказал Володя.
–
– Вот в чем дело! А я-то подумал… Так что же ты сидишь? Пойдем к ней! Небось, обрадуется встрече.
– Не надо. Потом. Видишь, это для меня не так просто…
Костров понял по-своему.
– Совсем забыл!
– сказал он фальшивым тонам.
– Мне надо с Чумаком об одном деле поговорить…
– Не убегай, Сережа. Мне одному совсем не подойти к ней.
И, словно боясь, что Сергей может не дослушать и уйти, он заговорил - быстро и взволнованно:
– Она училась на другом факультете и двумя курсами младше. Я часто видел ее, но подойти не решался. Потом узнал ее адрес и написал письмо - длинное и невероятно глупое… Однажды встретил ее в метро. Шел рядом и чувствовал себя последним дураком в мире. Даже слова не мог из себя вытянуть. И знаешь, с того времени я очень полюбил этот старый переход он ведет к станции «Площадь Свердлова». Белый такой, светлый, и идти по нему хорошо - под уклон. Часто потом туда приезжал, и как иду - о ней думаю… В институте ее встречал - то в столовой, то в коридоре. А что толку? Поздороваемся и все. Снова стал писать письма. На бумаге у меня здорово иногда получается, я только говорю неважно. Но ответа не было… Потом я окончил институт, уехал на Урал. Писал ей каждую неделю, и опять без ответа. А когда меня перевели в Москву, узнал, что она уехала по назначению - в Казахстан. Опять писал ей, и снова молчание. И вот - эта встреча. Понимаешь, что я сейчас чувствую?
– Понимаю. И думаю - тебе нужно с ней поговорить. Что письма, письмами все не скажешь.
– В следующий антракт я обязательно поговорю с ней, - тихо сказал Володя.
Возможно, со стороны кому-нибудь могло показаться странным, что Володя так легко стал рассказывать о самом сокровенном. Ведь он знал Кострова так мало! Но Сергей с первой же встречи показался Володе человеком, который всегда правильно поймет товарища.
Сам открытый и доверчивый, он вызывал к себе такое же отношение…
Но разговор не состоялся. Во время второго действия Галя неожиданно поднялась и, низко опустив голову, торопливо пошла к выходу. Только много дней спустя Володя узнал, что она получила вызов по своему карманному радиофону. На насосной станции, где работала Галя, произошла авария, и потребовалось срочное вмешательство механика. Но тогда Володя почему-то решил, что она просто не захотела с ним встречаться, даже пожертвовала из-за этого спектаклем. И он дал себе слово не быть больше назойливым. К тому же на следующий день начались тренировки…
Накануне
Профессор Дроздов прилетел рано утром. Володя занимался гимнастикой на спортивной площадке, когда у него над самой головой зарокотал турболет. Круглая серебристая машина вынырнула из рассветной мглы, повисла в воздухе
Никитин сразу же узнал профессора. Он сделал последний поворот, точным и красивым движением соскочил на смерзшиеся опилки. Очень хотелось сразу же подойти к профессору Дроздову, но Володя заставил себя пробежать вокруг площадки и проделать весь комплекс дыхательных упражнений. Пусть знает научный руководитель экспедиции, что режим дня стал для его нового подчиненного железным законом…
Дроздов ожидал на веранде.
– Здравствуйте, здравствуйте, товарищ спецкор, - приветствовал он Никитина.
– Тренируетесь? Ну, а как центрифуга? Крепко досталось?
– Крепко, - улыбнулся Володя. И тут же не удержался, похвастался.
– Но я выдержал шестикратную.
– Шестикратную?
– притворно изумился профессор.
– Ах, варвары! Никакого снисхождения к новичкам. Задам же я им!
– Первые космонавты не на таких перегрузках тренировались, - с обидой сказал Володя.
– Им нужно было. А на современных ракетах больше тройной не бывает. Впрочем, все это вы и без меня знаете. М-да… Так вы, значит, как говорят спортсмены, в форме? Готовы лететь? Или страшновато?
– Готов, Виктор Иванович, - сказал Володя. Ему даже захотелось отодвинуться от профессора, чтобы тот не услышал, как бешено застучало его сердце.
– Вот и хорошо. Конечно, волнуетесь, но иначе не бывает.
– Заходите к нам, Виктор Иванович.
– Спасибо. Я сюда мимоходом. А сейчас спешу, извините. Да, вечером в семнадцать ноль-ноль прошу к Соколову. На «генеральный совет». Ясно?
Он весело подмигнул Володе и пошел к своей машине. Открыв дверцу, обернулся и крикнул:
– Можете позвонить в Омск, что завтра будете там. Отпустим вас на день. Устраивает, не мало?
– Достаточно, Виктор Иванович!
– Тогда - до вечера!
Турболет басовито взревел, поднялся над землей метра на два и полетел к корпусу, где помещалось управление. Через минуту он опустился на плоской крыше здания. На фоне просветлевшего неба было хорошо видно, как голубая фигурка снова легко выпрыгнула из кабины, прошлась немного и исчезла в широких дверях лифта.
Холодный ветер нес колючие крупинки снега, забирался за воротник. Но Володя не обращал на это внимания. Он думал о том большом, новом, что через день-два войдет в его жизнь. Минет немного времени - и это серое небо, и снежное дыхание ноября, и земля, по которой струится слабая поземка, и синий лес, и ладные, уютные домики - все сделается бесконечно далеким, останется в другом мире. А он полетит на Луну…
Как ни старался Володя быть спокойным, весь день ходил он под впечатлением разговора с Дроздовым. Его не покидало странное чувство. Плещется под душем, а сам в это время думает, что там вода является величайшей драгоценностью и так беззаботно тратить ее не придется. Шагает по лестнице, и тут же вспоминает, что вскоре он будет совершать громадные прыжки, взбираться на такую лестницу за один шаг.