Краткая хрестоматия грехов, ошибок и очарований

Тая Тонкова

Мне 7, я у бабушки. По телевизору показывают фильм про войну. Жутко…

– Ба-а-а-а-аб, скажи, когда кончится? Все? Закончилось?.. Ба-а-а-а-а-а… Как же ты жила во время войны? Тебе не было страшно?

– Очень было страшно, деточка, страшно до смерти. Но если враг поймет, что нам страшно, мы же никогда не сможем победить его, правда? Вот он передо мной. Большой, наглый, самоуверенный. Я боюсь, я парализована. Мое тело – тяжелый железный скафандр, внутри которого бьется бабочка. Но в руках у меня вилы… Я бросаюсь на автоматчика. Бегу

на него с выпученными от страха глазами и ору, тоже от страха. Немец подумал, что я безумна или герой какой… не знаю… но итог таков, что я выжила, а он нет.

Вот так обычно начинается моя актерская история на интерактивном спектакле «Пассажиры». Моя история про слабость и про страх внутри, которые внешне могут казаться и отвагой, и уверенностью, и наглостью, и силой, если только действовать вопреки ожиданиям. Про страх, который руководит человеком всю жизнь. Про то, что человек таков, каким мы его видим, в основном, благодаря своему страху. О-о-о, я знаю, о чем играю! Здесь на сцене я использую своего зверя с недоулыбкой из 90-х, когда показываю бабушку с ее зверем из 40-х. Здесь на сцене я его убиваю, снова и снова, чтобы чувствовать то, что чувствовала она. И это есть самая настоящая актерская правда. Я плачу, я обнажена, я совсем без кожи. Но вдруг откуда-то из тьмы самого последнего ряда раздается уверенный и даже слегка раздраженный мужской голос:

– Простите, а можно вопрос?

Формат спектакля предполагает коммуникацию со зрителем (я обращаюсь к кому-то в зале, мне отвечают), но до этого меня никогда не прерывали и не задавали вопросов.

– Да, – внешне спокойно отвечаю я.

– А сколько лет было вашей бабушке во время войны? И непонятен контекст этой истории. При каких обстоятельствах это все могло произойти. Мне все это кажется весьма сомнительным.

Я ошеломлена… Она 1915-го года, просто не заметно, что мне уже 40… жила в деревне… в оккупации. В тот день она работала в сарае, немец хотел ее изнасиловать. Она его заколола вилами. Подожгла сарай и сбежала к партизанам, чтоб ее не убили. Блею и слабенько оправдываюсь я внутри. Но снаружи:

– Блин, да какая разница!!! Разве в семилетнем возрасте задаешь такие вопросы??? Важно, что ты ОЩУЩАЛ в этот момент, и как это ПОВЛИЯЛО на твою дальнейшую жизнь!

Этот скептик, боящийся чувств и прячущий свой страх за своим рацио, моментально пробуждает во мне моего Воина, который с детства защищал мою слабость и которого я так старательно усыпляла во время спектакля, чтоб всем показать человеческую и, прежде всего, свою – женскую – уязвимость и слабость, и попросить зрителей не бояться, показывая свой пример. Но забрало падает, Воин несется на защиту рубежей и разносит врага в пух и прах, срывая бурные овации всего зала. А слабая пугливая Душа снова улетает в самый дальний угол и надежно там укрывается. Дальше, на протяжении всего спектакля, зал принимает меня с восторгом, но Я САМА УЖЕ НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ. Я машу шашкой и НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ. Получается

так, что Воин воинственно рассказывает о том, что на самом деле он тряпка. Занавес.

И вот, уже после цветов и аплодисментов, я задаю себе вопрос – а нужна ли сейчас мужчинам моя женская слабость, эмоциональность, уязвимость и искренность? Ведь если вдуматься, именно мужчины с детства воспитывали во мне Воина.

Вот дедушка везет меня спящую на санках. На одном из поворотов я вываливаюсь в сугроб, но он даже не замечает потери, потому что очень торопится успеть к трансляции футбольного матча. Малышка слишком поздно осознает, что произошло, чтоб позвать на помощь, ей невероятно страшно, но пятилетний Воин решает, что идти теплее, чем лежать и плакать, и добирается до дома самостоятельно.

Вот папа со мной дома. Он запирает меня на балконе, чтоб я не мешала ему выпивать с друзьями. Я всматриваюсь внутрь комнаты сквозь стекло, но мне видно только большие часы на стене. Я знаю, если две стрелочки соединяются наверху в одну, это означает, что сегодня уже закончилось, и наступило завтра. А для меня это означает, что сегодня обо мне уже не вспомнят. Девочке очень обидно, до слез, темно и страшно. Но тут же Воин представляет, что я пионер-герой, которого враги держат в застенках и испытывают на стойкость.

Вот мальчик Миша Юров из благополучной семьи, живущий на два этажа выше. Он придает реалистичности балконным пыткам: привязывает шоколадную конфету на нитку, раскручивает катушку и спускает ее мне. Но стоит мне только протянуть руку с радостью и благодарностью за поддержку – он с диким смехом нитку обрезает, у него таких конфет еще три килограмма, а когда я уже не реагирую – раскачивает конфету на нитке, пока его не загоняют домой. Девочка – в мурашках от унижения и предательства, но Воин – сосредоточен и хладнокровен, он знает, что настанет момент платить по счетам.

Вот мой учитель физкультуры. Перед всем классом он отчитывает меня за пропуск кросса, объясняя всему классу, что менструация – это не повод для прогулов. Подросток сгорает от стыда и насмешек, а Воин моментально включает оборонительное хамство и затыкает всю мужскую аудиторию, включая взрослого физкультурника.

Вот мой первый начальник. Он смотрит на меня испепеляющим взглядом поверх своих очков, и никакие мои проблемы и опухшие от слез глаза не вызывают в нем человеческого сочувствия и снисхождения. Девушка так хочет участия старшего товарища, помощи наставника, но Воин встает на высокий каблук, сплетает интригу, добивается его увольнения и сам становится начальником.

Вот мой брат. Вместо того чтоб быть мне мужской поддержкой и защитой, он сам нуждается в постоянной помощи и участии. И все, что я смогла заработать за лето, я вынуждена отдать адвокату, чтоб его не посадили. Девушке невероятно больно и обидно до слез от этой несправедливости. Но Воин заставляет заткнуться и, стиснув зубы, начинать сначала.

Конец ознакомительного фрагмента.