Краткий экскурс не в свое дело
Шрифт:
С целью освобождения художнику комнаты парализованный муж хозяйки временно переместился в больницу, где от сильного душевного волнения на второй день встал на ноги и направил их, обутые в больничные разношенные тапки на одну ногу, прямиком к родному дому. Жена не очень удивилась – в душе всегда считала, что муженек притворяется. Поразило другое – он еще в состоянии соображать. Причем лучше ее, поскольку потребовал взять от парня деньги вперед.
Художник повел себя странно. Делал зарисовки исключительно в огороде, облюбовав при этом место у забора, откуда хорошо просматривался вход и выход из дома Петра Васильевича. Заросли крапивы
Родственников обдирать не принято. К сожалению, хозяйка дома оказалась тщеславна и сообщила по секрету приятельнице, какой дурак-жилец им попался. Так художник и остался «в дураках», поскольку слухи о несказанном его расточительстве через пару часов после откровений хозяйки дошли и до жены Петра Васильевича.
Летчик долго мучился вопросом, как неведомому противнику удалось рассекретить тщательно разработанный план. Ответа не нашел. Пришлось вносить коррективы. На свой страх и риск Петр Васильевич заявился к коллегам по профессии. Якобы в поисках работы. За разговорами отыскались общие знакомые по Афгану и Чечне. В результате Петр Васильевич оказался в наших утомленных отдыхом рядах. Теперь ему самому надлежало доставить девочку в безопасное место. Он посетовал, что не может помочь нам с немедленной высадкой на берег, и выглядел при этом довольно несчастным.
Наташка все силы приложила к тому, чтобы доказать – не очень-то и хотелось. Летчик расстроился еще больше. Наташка всплакнула.
Я в этих прениях не участвовала. Явственно ощутила, как по телу побежали мурашки, а волосы потихонечку зашевелились, будто там отмечала новоселье целая кампания пауков. Я вскочила, затрясла головой и, пританцовывая, хаотично принялась сбрасывать с нее руками стадо этих мерзких насекомых.
Легкая на подъем, подруга взвизгнула, вскочила и, в свою очередь, принялась яростно отряхиваться от ошметков пауков, которые, если бы имелись в наличии, непременно на нее попали. Откуда ж она могла знать, что их не было.
Петр тоже вскочил – неудобно сидеть, когда дамы стоят.
Вот тут я и опомнилась. Секунду с интересом понаблюдала за оригинальным исполнением подругой ламбады и, старательно приглаживая волосы, плюхнулась на место. Летчик аккуратно присел рядом.
Настороженно глядя на меня, Наташка еще пару раз вертухнулась в замедленном темпе и не своим голосом спросила:
– Что это было?
– Ничего, – пожала я плечами.
– Сдурела на досуге?! Я решила, что с потолка куча блох высыпалась.
– Откуда тут блохи? Их скоро в Красную книгу занесут. Тут недалеко Павлово – город доморощенных умельцев. Они всех блох переловили и в ошейниках на цепи держат. Просто я, кажется, поняла, каким образом преследователи узнали, где может быть девочка.
– Так это у тебя мысли в башке роились?! И ты решила ими поделиться – растрясая в разные стороны!..
Наташку перебил Петр, потребовав изложить мои соображения. Покосился на меня и добавил:
– Лучше в простой устной форме.
Я посмотрела на севшую в сторонке подругу и пояснила:
– Исхожу из того, что кто-то знал о планируемой встрече Петра с нами. Ну там, в кафе… Несмотря на то что Петр Василич так и светился своим почти постоянным присутствием в доме Суворова, умному человеку нетрудно было связать наше отсутствие с его касимовским адресом. Он указан в паспорте. Ведь тебе,
У летчика был очень озадаченный вид. Он полез во внутренний карман пиджака… Паспорт новизной не светился.
– Владимир Сергеич помог забрать у рабовладельца старый. Интересно, какая же сволочь?… Вопросом возврата и регистрации занимался сам начальник охраны. Порядочный мужик. Я ему верю. Он…
– Погоди ты про веру! – Мне пришлось оборвать летчика. – Давайте подумаем, каким образом не удалось сохранить в тайне прилет Виктории? Суворов определенно знал, что за ней начнут охотиться. Этот человек или организованная группа людей выяснили, где именно за границей находится девочка, но заполучить ее им не удалось – Суворов опередил… Наташка! Дай сюда свой мобильник! Срочно! – От нетерпения у меня дрожала протянутая рука.
– Сейчас сбегаю… – с готовностью рванулась с места подруга, но ее перехватил Петр.
– Гаси скорость. На! – Он протянул мне свой навороченный «Эриксон».
От волнения я набрала свой собственный номер, с раздражением прослушав информацию, что абонент не доступен, и прокомментировала это сообщение: мол, Димка, как всегда не вовремя, шляется со своим скальпелем по злачным местам типа операционной.
– Сегодня понедельник, не операбельный день, – спокойно заметила Наталья. – Дай, я попробую. – Она взяла у меня мобильник и через секунду спросила: – У тебя возникло желание переговорить сама с собой? Решила, что не стоит утруждать мужа? Сама на все можешь ответить?
Я слегка удивилась, а подруга, уверенно набрав новый номер, сунула мне аппаратик.
– Да! – послышался в трубке родной, но не очень приветливый голос. Очевидно, Димка был занят. Стараясь не обращать на это внимания, заворковала о том, что ужасно скучаю. – А я-то как скучаю! – Таким тоном обычно говорят: «Ну только попадись мне под руку!» – Элька опять надула мне в ботинок, и теперь от меня шарахается все отделение, несмотря на то что переобулся и постирал носки! Ботинки – на выброс. – В душе я обругала нашу красавицу – не вовремя она принялась сводить счеты с мужем. У него нет запасов обуви на даче. Только пластиковые тапочки. Стараясь проявить сочувствие, я заявила, что заставлю шкодницу вылизать его ботинок языком. Сказать – не значит, сделать. Тем более что «ботинки – на выброс». А кошка изобретет более изощренные способы мщения. Голос мужа звучал уже более спокойно: – Мать сошла с ума. Вчера купила какое-то безумное одеяло из овечьей шерсти, сегодня его кому-то подарила. Под ним можно спать только в форме пожарного. Колючее, как стекловата. Какая-то молдаванка продавала, уговорила купить по дешевке – последнее осталось. Черти ее принесли! Нюх у нее, что ли? Прямо к нашей даче направилась. Неужели так прославились дурью? Мать с ней за полчаса болтовни сроднилась, всю подноготную нашей семьи выдала, а на следующий год собралась в Молдавию.
– Скатертью дорога… – машинально проронила я и, опомнившись, поправилась: – Молдаванке. Наверное, какая-нибудь мошенница. Выглядывала, кто дома есть.
– Да мать ей первым делом сообщила, что посоветоваться не с кем – вы все в Касимове, а я – последний на свете человек, с которым можно обсуждать такие покупки.
– Извини, дорогой: зарядка кончается! – завопила я и отключилась. На меня внимательно смотрели две пары глаз. – Наша миссия точно рассекречена, – расстроенно доложила я. – Поэтому и художник в крапиве сидит.