Край без Короля или Могу копать, могу не копать
Шрифт:
— А что тебе Гербера говорила, когда ты её успокаивал? — спросил Сумбо у брата.
— А она рассказывала, что хочет за Гуго замуж выйти, — ответил Сембо, — и нас с тобой на свадьбу дружками позвать.
— На свадьбе будет весело, — хихикнул Сумбо, — Лонго и там может драку затеять.
— Во-первых, — возразил Сембо, — там будет батюшка, а при нём Лонго буянить не станет. А во-вторых, — он цыкнул на замедливших было ход лошадей и тряхнул вожжами, — Лонго может и не согласиться на такую свадьбу, старшую ведь он за Бодо Вожжинса пристроил, а Бодо гораздо богаче Гуго-стригаля.
— А ты, Фонси, чего притих? — спросил Сумбо брата. — Куда так смотришь?
— А, это я так, — ответил Фонси, отводя взгляд от только ему ведомой точки чуть правее заходящего солнца, — это я так. А что-то мы скучновато едем. Не спеть
— И правда! — откликнулись сзади. — Давайте нашу старинную! Запевай!
И они запели, сначала не в лад, а потом всё дружнее и дружнее, а на втором припеве даже Сембо, Сумбо и возчики присоединились к ним:
Много в Шире у нас ремёсел водится, Кто умеет пилить, а кто-то штопать, Но без кого, конечно, не обходится, Так это мы, конечно, землекопы! Мы копаем-паем-паем осторожно, Мы копаем-паем-паем всё, что можно, Всё, что движется и не движется, Всё на свете можно раскопать! Ничего без нас, хоббит, не построишь ты, Не расчистишь и грядку для салата, А наши руки крепки и мозолисты, А потому, что в руках у нас лопата! А этой лопатой мы… копаем-паем-паем осторожно, Мы копаем-паем-паем всё, что можно, Всё, что движется и не движется, Всё на свете можно раскопать! Много в Шире у нас ремёсел водится, Не одни здесь такие мастера мы, Но лишь для нас не работает пословица, Что велит нам не рыть другому ямы, Потому что мы эту яму… Копаем-паем-паем осторожно, Мы копаем-паем-паем всё, что можно, Всё, что движется и не движется — Всё на свете можно откопать, Закопать, Подкопать, Прикопать, Накопать, И опять Перекопать!Вот под эту песню три телеги, нагруженные шерстью и хоббитами, и въехали в Тукборо.
— А на обед что у них было? — крикнул кто-то из толпы хоббитов, собравшихся перед Большим Смиалом.
— На обед у эльфийского короля? — высокий длиннобородый
— А жаркое было? А пироги?
— Ни жаркого, ни пирогов не водилось у короля эльфов. Они там очень просто всё стряпали, всё больше пекли на углях.
— А грибы были? — привстал со своего места Боффо Тук.
— Насчёт грибов я точно не скажу, — рассказчик по- правил длинный седой ус, — если в Дориате и ели грибы, то нечасто. Уж всяко такой грибной запеканки, как я вчера ел, даже у самого короля эльфов на столе не бывало.
Под одобрительные возгласы окружающих Боффо сел обратно, а старик несколько раз пыхнул длинной трубкой и вернулся к прерванному рассказу.
— И отвечал эльфийский король Берену так: «Род твой и вправду хорош, и отец твой славно за короля Финрода в бою постоял, но вот только недостаточно быть из хорошей семьи, чтобы дочку мою в жёны взять». — Правильно, — поддержал эльфийского короля кто- то из собравшихся, — у меня тоже зять никудышный, а туда же… — но на него зашикали, и он замолк.
— «Говорил ты, — продолжил старик речь короля, — что ни цепей, ни огней, ни слуг Северного Душителя не страшишься, и что дочка моя тебе всего на свете дороже. Так?» А Берен и говорит, так, мол, ваше эльфийское величество, всё ты правильно сказал. Тогда король усмехнулся этак нехорошо и говорит: «Дочь моя и впрямь драгоценнее всего на свете. Но есть на свете ещё одна драгоценность, и за неё я готов отдать тебе дочку. А стерегут эту драгоценность как раз те самые цепи, огни и слуги Душителя, про которых ты мне только что говорил, что их не боишься. Ступай же отсюда и принеси мне сильмарил из самой железной короны Душителя, тогда и получишь дочь мою в жёны!» Лутиэн тут побледнела, а слуги короля Тингола захохотали в голос. А Берен стоит и даже не дрогнет…
— Фонси!.. — раздался из-за спин слушателей старика чей-то приглушённый шёпот. — Фо-о-онси…
Фонси встрепенулся и вскочил со скамейки.
— Прошу извинить… — пробормотал он, огибая дородного Одо Бэггинса, — извините, пожалуйста.
Выбравшись из толпы слушателей, хоббит, наконец, увидел, что звал его самый младший из братьев, Гарри.
— Появилась белая тряпка, Фонси, на колодезный журавль привязана, — доложил он.
— Гарри, ты молодец, — Фонси весь просиял от радости, — спасибо. Я побежал.
— Слушай, Фонси, а ты мне когда расскажешь, что это за тряпка и кто её там вывешивает?
— Скоро, Гарри, скоро расскажу. Ты лучше иди, там дядя Гэндальф страшную сказку рассказывает, про Северного Душителя. Хорошая сказка, сам бы слушал, да бежать надо.
— Беги, беги, — великодушно дозволил мальчик, — я, если что, скажу, что тебя не видел.
— Спасибо, Гарри, ты настоящий друг. Только никому!
— Могила, — Гарри положил руку на сердце и отправился протискиваться сквозь толпу, чтобы пробраться поближе к Гэндальфу.
«…проходили дни и ночи, а Лутиэн всё сидела и сидела на великом дереве…» — донёсся до Фонси голос старого сказочника, но хоббит не стал прислушиваться — он уже спешил в сторону конюшен, чуть не приплясывая по дороге. Вся усталость, накопившаяся за день работы, вдруг исчезла куда-то, словно тяжесть сняли с плеч.
Огромная жёлтая луна всходила над холмами, и в лун- ном свете всё вокруг увиделось Фонси таинственным и волшебным, будто и не Шир это был, а стародавний эльфийский Дориат, где на мягкой серебристой траве кружилась в пляске прекрасная Лутиэн, дочка короля эльфов.
Даже старые бочки возле сарая — и те казались не просто бочками, а полускрытыми в темноте валунами, за которыми могло таиться что-то загадочное и нездешнее, и даже запах лошадей напомнил хоббиту не о телегах и навозе, а о том, что вот сейчас он поскачет в ночи, чтобы встретить своё счастье.
Пошарив по шершавой стене конюшни, Фонси снял с крюка лампу. Спички нашлись в кармане штанов, и вскоре тёплый жёлтый свет озарил несколько стойл, откуда приветственно кивали дружелюбные лошадиные головы. Фонси снял с крюка оставленный им здесь давеча дорожный плащ.