Край Основания (Кризис Основания)

Азимов Айзек

— Почему вы так стремитесь взвалить на себя этот груз?

Пилорат опустил глаза, как бы боясь взглянуть на Тревиза.

— У меня была жена, Голан. Я знал женщин. Однако они никогда не были важны для меня. Интересно, приятно, но не важно. Но эта женщина...

— Кто? Блис?

— Она — совсем другое дело... для меня.

— Послушайте, Янов, она знает каждое слово, которое вы произносите.

— Какая разница? Пусть знает. Я хочу понравиться ей. Я возьму на себя задачу, какой бы она ни была. Пойду

на любой риск, на любую ответственность ради крошечного шанса, что она будет... хорошо думать обо мне.

— Янов, она не ребенок.

— Она не ребенок. И то, что вы думаете о ней, для меня не имеет никакого значения.

— Неужели вы не понимаете, каким вы должны ей казаться?

— Стариком? Какая разница! Она — часть великого целого, а я нет, и уже одно это создает непреодолимую преграду между нами. Вы думаете, я не знаю этого? Но я ничего не прошу от нее, лишь бы она...

— Хорошо думала о вас?

— Да. Или что-то другое, что она может чувствовать ко мне.

— И ради этого вы готовы сделать мою работу? Но, Янов, вы плохо слушали: им нужен я, по каким-то причинам, которых я не понимаю.

— Если они не могут иметь вас, то должны искать кого-то другого, а я буду лучше, чем кто-либо другой, я уверен.

Тревиз покачал головой.

— Не могу поверить в случившееся. Вы достигли пожилого возраста и открыли юность. Янов, вы пытаетесь стать героем, значит, можете умереть за это дело.

— Не говорите так, Голан. Это не предмет для шуток.

Тревиз хотел было рассмеяться, но увидел серьезное лицо Пилората и только откашлялся.

— Вы правы. Простите меня. Зовите ее сюда, Янов. Зовите ее.

Блис вошла, слегка съежившись, и тихо сказала:

— Мне очень жаль, Пил, но вы не можете заменить его. Никто не может. Нам нужен Тревиз или никто.

— Прекрасно, — сказал Тревиз, — я буду спокоен. Что бы это ни было, я буду спокоен и постараюсь это сделать. Все, что угодно, лишь бы уберечь Янова от попытки играть роль героя в его возрасте.

— Я помню о своем возрасте, — пробормотал Пилорат.

Блис медленно подошла к нему и положила руку на его плечо.

— Пил, я... я хорошо думаю о вас.

Пилорат отвернулся.

— Все в порядке, Блис. Вам нет никакой надобности быть великодушной.

— Я не великодушна, Пил. Я думаю... очень хорошо о вас.

Сначала туманно, а затем более отчетливо Сара Нови вспоминала, что она — Сарановивирембластиран, и когда она была ребенком, родители звали ее Са, а подруги — Ви.

Она, конечно, никогда не забывала, но иногда факты были глубоко захоронены в ней. Никогда еще они не были так глубоко похоронены в ней, и так надолго, как в этот последний месяц, но она никогда не была так близко и так долго с таким мощным мозгом, как у Джиндибела.

Сейчас время настало. Сама она не хотела

этого. Ей это было не нужно.

То, что оставалось в ней, вытолкнуло часть ее самой на поверхность ради глобальной необходимости.

Это сопровождалось неприятными ощущениями вроде зуда, но быстро сменилось удовольствием от собственной демаскировки. Много лет она не была так близко к планете Гея.

Она вспомнила зверька, которого любила на Гее, когда была маленькой.

Понимая его ощущения как часть своих собственных, она была бабочкой, вышедшей из кокона.

Стор Джиндибел пристально оглядел Нови, и с таким удивлением, что едва не выпустил из захвата мэра Бранно. Возможно, что он не сделал этого только благодаря неожиданной поддержке извне, которую он в данный момент игнорировал.

— Что ты знаешь о Советнике Тревизе, Нови? — спросил он, а затем, в холодном поту от внезапно появившейся и усиливающейся сложности ее мозга, закричал:

— Кто ты?

Он попытался захватить ее мозг, но тут же убедился, что мозг непроницаем. Только тут он осознал, что его захват был поддержан кем-то более сильным, чем он сам. Он повторил уже спокойнее:

— Кто ты?

В лице Нови не было и намека на трагедию.

— Мастер, — ответила она, — Спикер Джиндибел, мое настоящее имя Сарановирембластиран, и я-Гея.

Словами она сказала только это, но Джиндибел с внезапной яростью усилил собственную ментальную ауру и с большим мастерством, при всем своем раздражении, избежал усиливающегося барьера и держал Бранно своими силами крепче, чем раньше, одновременно пытаясь в молчаливой борьбе захватить мозг Нови.

Она держала его с тем же мастерством, но не могла — или не хотела — приближать свой мозг к нему.

Он сказал ей, как сказал бы Спикеру:

— Ты притворялась, обманула меня, заманила сюда, и ты — как Мул!

— Мул был отщепенцем, Спикер. Я-мы — не Мулы. Я-мы — Гея.

Полная суть Геи была описана в сложном сообщении Нови гораздо лучше, чем это можно было бы выразить словами.

— Вся планета живая, — повторил Джиндибел.

— И с ментальным полем, гораздо большим, чем у вас, как у индивидуума. Пожалуйста, не сопротивляйтесь такой силе: я могу повредить вам, а я этого не хочу.

— Даже будучи живой планетой, ты не сильнее чем общность моих коллег на Транторе. Мы тоже, в каком-то смысле, живая планета.

— Всего несколько тысяч человек в ментальном объединении, Спикер, к тому же, вы не можете получить их поддержку, потому что я заблокировала ее. Впрочем, можете попробовать.

— Что вы намерены делать, Гея?

Почувствовался ее ментальный эквивалент вздоха, и Нови сказала:

— Хотела бы надеяться, Спикер, что вы по-прежнему будете называть меня Нови. Сейчас я действую как Гея, но по отношению к вам я только Нови.