Край вечных туманов
Шрифт:
Задребезжал замок. Я оглянулась. На пороге возникла фигура Лежена, одноногого секретаря Сен-Жюста. Неужели меня снова вызывают на допрос? Впрочем, этого быть не может: должны же эти революционеры когда-нибудь спать. По моим подсчетам, сейчас было около полуночи.
– Я принес тебе кое-что, – проговорил секретарь, тяжело спускаясь по ступенькам. Его деревянная нога глухо постукивала по камням.
Удивленная, я смотрела на него. Он принес мне походное одеяло, кусок хлеба и фонарь, чтобы отгонять крыс.
– Я знаю, без одеяла здесь можно отдать Богу душу, –
– Это от вас или от Сен-Жюста? – спросила я.
Инвалид не ответил и снова поднялся к двери. О чем я спрашиваю! Разве мог такой слизняк, как Сен-Жюст, совершить хоть один человеческий поступок!
– Я благодарю вас! – крикнула я инвалиду, понимая, что он позаботился обо мне по собственному желанию.
Вокруг меня снова воцарился мрак. Правда, теперь он слегка разгонялся слабым светом фонаря. Его свечи хватит до утра. Я укуталась в одеяло, съела кусок хлеба и, подобрав под себя ноги, уснула.
Мне можно было спать – я уже все обдумала.
Меня разбудил ужасный холод и писк. Еще не совсем проснувшись, я почувствовала, как что-то противно-теплое скользнуло у меня на ноге. Это была крыса.
С возгласом ужаса я вскочила на ноги, перевернув фонарь, в котором догорала свеча. Сердце у меня колотилось. Лихорадочно оглядевшись, я с трудом сообразила, где нахожусь. Мне было немного дурно – то ли от голода, то ли от встречи с крысой.
Заскрежетал замок. Снова появился Лежен, благодаря которому я этой ночью не умерла от холода.
– Ах, так меня снова вызывают, – произнесла я, обнаружив, что голос у меня звучит неожиданно звонко.
– Уже восемь часов утра, – объявил инвалид.
– И что, ваш господин уже явился? – спросила я насмешливо, поднимаясь по ступенькам.
– Гражданин представитель народа мне не господин. Нынче господа за границей. А гражданин Сен-Жюст каждое утро в шесть утра ездит верхом. К восьми он уже занимается своими обязанностями.
– Ездит верхом!.. – повторила я саркастично.
Какой отвратительный человек был этот Сен-Жюст: сухой и манерный, жестокий и напыщенный, мстительный и смешной. Было даже как-то унизительно погибнуть благодаря его проискам. Меня утешала только мысль о том, что я помогаю увлечь этого мерзавца в могилу. Чем больше он и его соратники будут бесноваться и проливать крови, тем шире разверзнется перед ними бездна и тем скорее произойдет падение.
Когда я вошла и за мной захлопнулась дверь, Сен-Жюст уже сидел за служебным столом, производя впечатление чрезвычайно занятого государственного мужа. Он взглянул на меня, и глаза его сузились от ненависти.
– Итак, я жду, когда же вы будете меня бесчестить, – произнесла я насмешливо. Я чувствовала слишком большое отвращение к нему, чтобы бояться. Как жаль, что он не знает, что я помогаю привести его к краху. Было бы весьма приятно сообщить ему об этом.
– Мы продолжим допрос, – сказал он резко, поднимаясь из-за стола, – прямой, стройный, с неестественно прямо посаженной головой.
– Прекрасно.
Я села, ожидая, что же будет дальше. Я уже немного отошла от холода
– Тебя подослал Батц? – внезапно спросил он.
У меня слегка зашумело в ушах. Я не готова была к такому вопросу. Откуда он знает?
– Английское правительство, от которого я приехала, не поддерживает никаких связей с бароном де Батцем, – произнесла я спокойно.
– Ага, так ты признаешь, что Батц – не вымышленное лицо?
Я чуть не фыркнула от смеха. Эти революционеры, оказывается, еще даже точно не уверены, что Батц – не фантом. И это в то время, когда почти все правительственные учреждения опутаны золотыми сетями барона!
– Конечно, признаю. Я много слышала о его заговорах. Но Англии невыгодно вести с ним дела, так как он не признает контрразведку и отказывается заниматься сбором информации.
– Что же он делает? – воскликнул Сен-Жюст, даже с некоторым безумием всматриваясь в мое лицо.
– Он сам вмешивается в ход событий, – произнесла я замогильным голосом.
– Точнее, черт побери!
– Точнее я не знаю.
– Я не верю тебе.
Я пожала плечами. Какое мне дело до его веры? Что он может мне сделать? Разве что казнить. Сен-Жюст едва ли не потирал руки.
– Придется оставить тебя в живых на время, – произнес он. – Я уверен, ты знаешь намного больше, чем признаешься. Мы еще найдем способ вытянуть из тебя сведения.
Я насмешливо смотрела на него. Пожалуйста, вытягивайте! Только дайте мне время придумать какие-нибудь небылицы о Батце. Я с удовольствием расскажу их вам.
– Чего ты от меня хочешь? – сказала я вслух. – Я же не резидент, можешь ты понять это, Сен-Жюст де Ришбур? Я связная. Я знаю мало и все понаслышке. Я была посвящена лишь в то, что касалось Дантона…
– Когда ты уехала в Англию?
– Сразу после того, как чернь разгромила Бастилию.
– А, так ты еще и эмигрантка!
Просматривая какие-то бумаги, он перечислял:
– Потом ты вернулась и служила Австриячке. Ты ездила в Вену к императору Леопольду, ты помогала Капету и его семье бежать, ты была потом в тюрьме Ла Форс и ускользнула от правосудия. Потом похожая на тебя женщина служила в кухне Тампля и была замешана в попытке выкрасть Австриячку с ее ребенком. Далее твои следы теряются – вероятно, ты была в Англии. Как видишь, нам все известно. И этого достаточно, чтобы гильотинировать тебя 10 раз. Что мы и сделаем.
Я холодно выслушала это сообщение. Его голос звучал ровно, но было видно, что ему нравится снова и снова внушать мне, что я умру на гильотине. Его руки потянулись ко мне, легли на мою шею, с каким-то сладострастным дрожанием слегка сжали ее. Пальцы у него были холодные, казалось, ко мне прикасается мертвец. Я пересилила себя, взглянула на Сен-Жюста холодно и безразлично:
– Ага, значит, мы начинаем исполнять свои клятвы? Ну, давай, давай! Хочу посмотреть, на что ты способен. Когда кончишь, скажи мне об этом.