Край земли. Прогулка по Провинстауну

Каннингем Майкл

Если, выйдя на берег, вы свернете налево, то постепенно доберетесь до маяка на Вуд-Энде, а там и до Лонг-Пойнта. Если же пойдете направо, вскоре окажетесь у главного входа на пляж – того самого, где парковка. Чуть раньше начинается женский сектор.

Происходит стремительно преображение. Вот вы среди мужчин, лежащих на полотенцах (особо отважные экземпляры плещутся в холодной воде), затем минуете короткую промежуточную полосу смешанного пляжа, и вот уже берег заполнен почти исключительно женщинами.

Тот факт, что геи ходят на пляж в плавках и с полотенцем, а лесбиянки берут с собой все, что только способны унести, в Провинстауне считается трюизмом.

Человек противится обобщениям (и подвержен им), но нельзя отрицать, что здесь, в женском секторе, гораздо чаще можно увидеть складные шезлонги, зонтики, кулеры, надувные плоты, резиновые сандалии для ходьбы по камням и все такое прочее. Женщины, расположившиеся на песке, в более-менее равной степени напоминают как домохозяек, так и амазонок. Поскольку я мужчина, каждый раз, проходя по их территории, я чувствую, что ступил в чужие владения – сафическое сообщество, в той же степени чудное и фееричное, и до такой же степени сосредоточенное на себе, как и стаи сатиров, бродящих по подтопленным тропам в дюнах. Обнаженная грудь здесь скорее норма, чем исключение, и для многих из нас это уникальная возможность осознать, что женская грудь – одно из самых многообразных человеческих чудес. Вот груди, упругие, как груши. Вот женщины, чьи груди – лишь едва заметные округлости плоти, куда менее приметные, чем грудные мышцы большинства мужчин, бездельничающих и резвящихся на пляже, с демонстративно выпирающими сосками цвета мускусной дыни, размером с кончик пальца. А вот царственные луны, тропически-розовые, с мраморными вкраплениями сине-зеленых прожилок, увенчанные низко посаженными ореолами цвета молочного шоколада. Женщины здесь гораздо чаще, чем мужчины, бросают мячи или летающие тарелки у кромки воды. С гораздо большей степенью вероятности они будут плавать с собаками. И, скорее всего, многие будут с детьми, которые начисто отсутствуют в мужском секторе. Женская часть пляжа – скопище детей всех рас, и с каждым годом их становится больше.

Если вы пойдете дальше, то пройдете мимо злополучной заасфальтированной насыпи, где расположены закусочная, уборные и душевые. Еще дальше – длинный участок пляжа, где преобладают гетеросексуальные семьи, обосновавшиеся в припаркованных домах на колесах и жилых прицепах. Некоторые кемперы и трейлеры оборудованы навесами, в тени которых сидят бабушки и дедушки, любуясь видом, или читая, или присматривая за грилями. Мужчины и женщины рыбачат с берега и часто, в ожидании поклевки, сидят на садовых алюминиевых стульях. Повсюду носятся дети. Люди в этой части пляжа более шумны, менее сексуальны и склонны к беспорядочным социальным связям. Секторы геев и лесбиянок в определенном смысле феодальны – каждый лагерь со всеми друзьями и любовниками, детьми и домашними животными замкнут в себе, заговаривать можно только со знакомыми, когда те проходят мимо, за чужаками наблюдать следует либо исподтишка, либо вообще никак. Хотя я уверен, что те гетеросексуальные семьи незнакомы между собой и, возможно, даже не общаются, они занимают настолько больше места с этими их кемперами, барбекюшницами и рыболовецкими снастями, с представителями трех или четырех поколений, что о сохранении разделительных линий не может быть и речи. В сравнении с геями и лесбиянками, расположившимися чуть выше, они иначе впряжены в свои жизни. Они напоказ обходительны со своими супругами, родителями и детьми, и поэтому, во всяком случае постороннему человеку, они напоминают скорее деревню – со всем тем, что в деревне подразумевается под общей целью. Кажется – хотя я сомневаюсь, что это

действительно так, – будто какая-нибудь мать вполне может случайно вытащить из воды ребенка другой женщины, а какой-нибудь дед – небрежно перевернуть гамбургеры чужого сына, пока двое упомянутых мальчиков средних лет вытягивают из воды луфарей.

Еще дальше по побережью находится Хатчес-Харбор – одно из наименее известных провинстаунских чудес.

Хатчес-Харбор

Хотя в том, что касается магии, духов земли и разумных, но незримых сил, я агностик, все же не могу отрицать, что некоторые места в Провинстауне обладают некой сущностью, лежащей за пределами их физических свойств. Хатчес-Харбор – одно из таких мест. Оно находится на приличном расстоянии от общественного пляжа, далеко за пределами парковки, так что единственная возможность туда попасть – идти по песку. Это естественная закрытая бухта, уязвимая пята в массиве суши, где океан свернулся калачиком. Когда-то здесь был эстуарий, простиравшийся вглубь мыса более чем на милю, но возведенная в 1930-х запруда превратила его в череду переплетенных приливных каналов.

Хатчес-Харбор не слишком известна. Может, вы кого-нибудь там и встретите, но не менее вероятно, что вы будете совершенно одни. Над бухтой возвышается огромная песчаная коса, вытянувшаяся по всей ее длине, как широкая спина кита; как безмятежная, абсолютно гладкая спина кита из детской книжки. В северной части стоит еще один маяк, крупнее, чем два других в Провинстауне, серьезный маяк, высокий и крепкий, не такой симпатичный и милый, как те два, предназначенный для того, чтобы предупреждать большие корабли о настоящей опасности. (За прошедшие века в здешних водах затонуло не меньше сотни кораблей.) Если стоять лицом к океану, прямо за вами будут дюны и виргинские сосны. Не то чтобы это как-то особенно впечатляло или захватывало – ничего общего с Дельфами или побережьем Орегона. Волны не разбиваются о скалы, орлы не кружат в вышине. Красота этого места умеренна и хрупка, и напоминает скорее о пустыне в Нью-Мексико или о финских озерах. Бухта, горизонт и дюны составляют идеальную пропорцию как явная часть одной всеобъемлющей идеи. Здесь все будто бы мягко настаивает на красоте малого – посмотри, вот три круглых камня в круглой чаше чистой воды. Как и любую настоящую загадку, Хатчес-Харбор невозможно толком описать или объяснить. Могу лишь сказать, что это место невероятного покоя, и если отправиться туда и остаться на час или больше, то, возвращаясь, можно ощутить, что ты был дальше и дольше, чем на самом деле.

Дюны

За пляжем в Херринг-Коув, за пределами Провинстауна, находится Национальный прибрежный парк Кейп-Код, учрежденный во времена администрации Кеннеди как зона отдыха и природный заповедник. Как бы мы ни относились к президентству Джона Ф. Кеннеди, за это мы можем его поблагодарить. Город не разрастется дальше определенной точки; никто не построит курортный отель в дюнах или на океанском взморье. Дюны – нетронутая экосистема, не менее уникальная, чем Зайон в Юте или Эверглейдс во Флориде, хотя в отличие от Зайона или Эверглейдс эти дюны отчасти рукотворны. Первые поселенцы валили деревья, чтобы запастись дровами и пиломатериалами, и вновь засаживали местность жесткой сосной и кустарниковым дубом. Когда большие деревья исчезли, песчаное море стало планомерно разрастаться вглубь полуострова, и, глядя на этот безмятежный пейзаж, вы, по сути, наблюдаете непрерывный процесс эрозии.

Конец ознакомительного фрагмента.