Крайние меры

Моррелл Дэвид

— А что-нибудь из вещей Уитмена у вас есть?

— Старый лис шагал по жизни налегке. Но я все же ухитрился найти несколько предметов. Они в спальне. В том числе и кровать, на которой я сплю. — Все это профессор говорил не без гордости. — Присаживайтесь. Не хотите ли чаю?

— Чай — это прекрасно, — сказала Джилл. Следующие полчаса они обсуждали вопросы поэзии и проблемы недавно открытых стихов с одним из самых обаятельных людей, которых когда-либо приходилось встречать Питтману. Питтман завидовал этому человеку. Припомнив слова Фолсома о его покойной

жене, Питтман удивился, как можно, достигнув столь преклонного возраста, так сохраниться, несмотря на искреннюю скорбь.

Наконец он почувствовал, что настало время задать ключевой вопрос.

— Благодарю вас, профессор. Вы чрезвычайно любезны. Я и так отнял у вас массу времени.

— Ничего подобного. Меня мало кто навещает. Особенно после смерти жены. Только благодаря ей я вел активный образ жизни. Даже студенты теперь не приходят, не то что в былые времена.

— Не могли бы вы просветить меня еще в одной области? Один мой друг ищет хорошую школу для сына. Хочет поставить его на рельсы, ведущие в Гарвард или Йель. В частности, подумывает о Гроллье.

— Академии Гроллье? В Вермонте? Но если ваш друг не очень богат и не слишком знаменит, его, пожалуй, ждет разочарование.

— Настолько элитное заведение?

— В Гроллье учится не более трехсот человек. Ежегодно туда принимают семьдесят мальчиков, и места обычно расписаны со дня рождения будущего ученика. Комната, питание и обучение обходятся пятьдесят тысяч в год, к этому надо добавить щедрые пожертвования родителей на развитие Академии.

— Нет, для моего друга это слишком накладно.

Профессор Фолсом согласно кивнул.

— Я против системы образования, построенной на богатстве и привилегиях. Но справедливости ради следует сказать, что учат в Гроллье превосходно. Немного жестко и консервативно, на мой взгляд, но превосходно.

— Жестко? Консервативно?

— Программа обучения строится без учета индивидуальности. Студенту навязывают знания вместо того, чтобы дать ему возможность самостоятельно овладевать ими. Латынь. Греческий. Всемирная история с уклоном на Великобританию. Философия, в частности античная. Политология. Европейская литература, опять-таки с упором на Великобританию. Совсем мало литературы американской. Возможно, именно поэтому я не испытывал энтузиазма в отношении Гроллье. Экономика, алгебра. И, конечно, спорт. Мальчишка, обучающийся в Академии, если он не преуспеет в спортивных дисциплинах — в первую очередь в футболе и академической гребле, видах командных, — очень скоро оказывается отторгнутым.

— Соучениками?

— И самой школой, — ответил профессор. Он как-то вдруг постарел и выглядел очень усталым. — Цель Гроллье — вырастить игроков, способных выступать в команде под названием «Истеблишмент». Как вам известно, нонконформистское поведение вовсе не считается достоинством в обществе патрициев. Элите прежде всего требуются осторожность вкупе с консенсусом. Студентов там учат думать и поступать, как положено членам узкого круга, чьи интересы им предстоит выражать в

будущем. На этом и построена вся система воспитания, — как физического, так и духовного.

— Очень похоже на программирование личности, — заметил Питтман.

— В определенном смысле любое обучение является таковым, — заметил профессор. — Но Гроллье дает прекрасную подготовку. Многие выпускники стали известными людьми. — Он назвал имена нескольких послов, губернаторов и одного президента Соединенных Штатов. — И это не считая многочисленных крупных финансистов.

— Кажется, Джонатан Миллгейт тоже учился там?

— Да, среди дипломатов есть много выпускников Гроллье. Юстас Гэбл. Энтони Ллойд.

Эти имена прозвучали настолько неожиданно, что Питтман вздрогнул.

— Юстас Гэбл? Энтони Ллойд?

— Советники многих президентов. Они добились таких успехов на поприще дипломатии, что их стали называть «Большими советниками».

Питтман изо всех сил старался скрыть охватившее его возбуждение.

— Какая прекрасная школа! — только и произнес он.

— Для некоторых весьма специфического типа высокорожденных учеников.

18

Когда они вышли из здания, тени сгустились и заметно похолодало. Весь дрожа, но вовсе не от холода, Питтман в конце тупика поднялся по ступеням на променад высоко над Ист-Ривер. Джилл последовала за ним.

— Академия Гроллье. И не только Миллгейт, но и Юстас Гэбл, и Энтони Ллойд.

— "Большие советники", — добавила Джилл.

— Впервые слышу об этом. — Питтман повернулся к Джилл. — Как вы думаете, не учились ли там и остальные — Уинстон Слоан, Виктор Стэндиш?

— Допустим, учились. Ну и что из этого?

— Да... Что же такое связано с Академией Гроллье, что «Большие советники» решили убить Миллгейта, а вину взвалить на меня? Они убили отца Дэндриджа и ... Только для того, чтобы никто не понял, почему Миллгейт одержим мыслью о Гроллье.

— Может быть, мы заблуждаемся и Миллгейт просто бредил?

— Нет, — настойчиво произнес Питтман. — Если я в это поверю, у меня не останется надежды достигнуть цели. И тогда придется все бросить. Оборвется ниточка, за которую можно ухватиться. — Опять его стала бить дрожь, и чувствовал он себя отвратно, ощущая тяжесть оружия, которое таскал за собой. — Но допустим, это был бред... Что дальше? Как быть с вами? Вы не можете вернуться домой, не можете использовать кредитную карточку, чтобы снять номер в отеле. Вас сразу найдут.

— А вы где намерены провести ночь?

Питтман не ответил.

— А где до этого ночевали? — не унималась Джилл. — Где?..

— В парке на скамье и еще на полу в зале ожидания в реанимации.

— Боже мой!

— Может быть, обратиться в полицию — это не такая уж плохая идея? Позвоните. Не исключено, что они защитят вас.

— Надолго ли? А что будет, когда снимут охрану? Решено. Я остаюсь с вами, — заявила Джилл.

— Смотрите, как бы потом не раскаяться.