Крайний
Шрифт:
Посмотрел, посмотрел. Встал.
И уже наравне сказал:
— Поговорим, Валера. Хотите, раздевайтесь. Хотите, нет. Угостить вас нечем. Не обижайтесь.
Янкель и Субботин стояли друг напротив друга. И я понял, что Субботин сильней. И ноги у него крепче стояли на полу. И руки в кулаках наготове. А Янкель согнутый. Весь согнутый. И ноги, и руки крюками. Он не стоял. Цеплялся.
Я тоже встал. Подошел к Янкелю немножко сзади и подпер его плечом. Вроде ненароком.
— Янкель, Валерий Иванович, садитесь.
Субботин сел первый. За ним и Янкель. Я остался между ними. Третьей табуретки не было за столом. Я снял кожух. Сел на кровать. Постель горячая от Янкелева тела. Меня аж обдало жаром и запахом больного пота.
Янкель заметил, что я без рубахи:
— Что ты голый? Так спешили, что рубашку забыл напялить?
Субботин ответил за меня:
— Нисл на жалость бьет. Ничего. Ты не особенно жалостливый, не заплачешь?
Янкель ответил с улыбкой:
— Не заплачу. Ты ж меня знаешь.
Субботин снял ватник, кинул на кровать, развернулся грудью во всю ширь, показывая Янкелю форму.
Заговорил:
— Янкель, честно тебе скажу, я не знаю, что делать. То есть я знаю. Но что знаю — то делать не хочу. Нишка заварил кашу по своей части. Это пока отставим. Но ты такой кулеш заправил — я перед тобой преклоняюсь. На самом верху не додумались — а ты сообразил. Только, как я тебя понимаю, ты с теми, что наверху, не советовался. Ты у них не в поводу идешь. У тебя свой повод. Собственный. Правильно?
Янкель не сообразил, куда клонит Субботин.
— Ну. Дальше.
— Дальше. Ты опытный партизан. Ты понимаешь, что про твои еврейские штучки рано или поздно станет известно кому надо. Я тоже тот, кому надо. На мне погоны. И твою оглоблю развернут в нужном направлении. А потом, когда придет назначенный час разоблачения еврейских коварных замыслов, — вы с Нишкой, который к тебе подстегнулся из-за своей молодой дурости, первыми пойдете, и за собой евреев поведете, как баранов. Ты про это подумал?
Янкель опустил голову.
— Ты слушай внимательно. Пока по-настоящему в курсе только я. Ну, Гриша Винниченко краем уха. Я ему наплел в общих чертах, что выполняется специальная операция. Что и как — не расписывал по буквам. Он будет молчать. Еще и Нишку оберегать. И вот я сейчас думаю: на корню пресечь твою вредительско-сионистскую деятельность, или подписать тебя в агенты и разыграть, как говорится, козырную на сегодняшний момент карту. Мне — новые погоны. Они на дороге не валяются.
Янкель поднял глаза:
— Погоны не валяются. А я валяюсь, получается? Ты меня спроси, пойду я к тебе в агенты или не пойду. А потом себе погоны чипляй.
— Я Нислу объяснил, что ваша с ним воля меня не интересует. Он хотел повеситься, да петлю свернуть не сумел. Не дорос еще. Ты сумеешь. А что толку? Лагерь
— Нет выхода, — Янкель встал, ногой отодвинул табуретку. Оперся кулаками на стол. — Что так, что так — выхода нет. А ты не думаешь, товарищ Субботин, что ты живой от меня не уйдешь?
— Как сделаешь, так и будет. Отпустишь — уйду живой. Не отпустишь — неживой уйду. Меня будут искать. Выйдут по ниточке. Я тебя и неживой привяжу крепче некуда.
Янкель повернулся ко мне:
— Ну, Нисл, что скажешь?
Я ничего не сказал.
Субботин поднялся с силой.
— Ноги натрудил по снегам бегать. Оставайтесь пока. Делайте что хотите. Все равно вам конец. А со мной договоритесь — поживете чуть-чуть. А может, и потом поживете. В тюрьме, а поживете.
За Субботиным хлопнула дверь.
Янкель метнул в меня глазами:
— Так я и знал. Зачем ты его притащил сюда? Зачем ты к нему привязался веревкой, теленок паршивый! Все доложил? Ничего себе про запас не оставил?
Янкель говорил не сердито.
А я ему не сердито ответил:
— У меня по-другому никак не получалось. Гриша Винниченко разнарядку получил. Описание примет. Меня ж за немца ищут. Прижал к стенке меня, я сдуру болтанул, что это я и есть. Убийца немецкая. А дальше закрутилось, как в колесе. Прости меня, Янкель. Я б спокойно теперь пошел по своему делу. А теперь и ты ко мне пристегнут. А Субботин что. Субботин ничего. Он же меня тогда упас. С немцем. Я на него понадеялся. А вот как он заговорил. Ему рот не залепишь. Что делать, Янкель?
Янкель кышнул меня с кровати. Прилег. Закрыл глаза. И даже вроде перестал дышать. Я присматривался к его животу. Живот не поднимался и не падал.
Я испугался.
— Янкель, ты живой?
Он молчал. Я потряс его за плечо.
— Отчепись. Лягай на полу. Спи. И я засну. Потом обсудим.
Я пристроился на полу возле окна. На удивление, заснул в ту же минуту.
Янкель растолкал меня еще в темноте. Кричали петухи. Все-таки утро. Дал приказ: ехать с ним по селам. Самое время ехать по селам. Работа есть работа. Буду помогать.
Быстро собрались и поехали.
Я считал, что сначала двинемся в Бригинцы и Рыков. Но Янкель направил лошадь в другую сторону.