Крайняя маза
Шрифт:
А они убьют Юлию. Будут ее насиловать, пока не сломается. Нет, Сначала Юлия, Таити потом.
16. Нил и крокодилы
Шура звонку обрадовался.
– Через тридцать пять минут буду у тебя.
– Ты только варежку не разевай, деньги сын унес, а его я сам найти не умею.
– Да к черту эти деньги, я же писал!
Через тридцать минут Шура сидел на диване перед журнальным столиком. Свежий, гладко выбритый и пахнущий тонким одеколоном. Разбитые губы умело загримированы.
На
– Ну, рассказывай, – сказал Смирнов, не спеша выпив фужер искрящегося прасковейского портвейна.
– Ты был прав, – пригубив вино, заговорил Шура. – Это не Центнер заказал мне Юлию. И не мог заказать, мне заказать, потому что в упор не знал. В отличие от меня – в базе данных "Северного Ветра" он полтора мегабайта занимает, целый неоконченный бандитский роман, а не биография. А усек я его во всей красе, когда вас с Юлией Кирилловной пас... Усек и, поразмыслив, понял, зачем он к Марье Ивановне тайно ездит... Ну и решил ощипать его с твоей помощью.
– Понятно. А кто Юлию заказал?
– Борис Михайлович, кто же еще...
– За что?
– За то, что она хочет, чтобы все по уму было. И не только хочет, но и требует. Требует налоги платить, с бандитами размежеваться и, наконец, требует прекратить импорт в Россию всякой просроченной и подмоченной дряни. И не только требует, но и действует.
– Понятно. Любой бизнесмен скорее кастрирует себя, чем на это согласиться...
– Факт. Борис Михайлович ведь по уши наверху торчит. Осадок наверху, как говорил Жванецкий. Он же с самого начала начинал. Большие люди назначили его богатым человеком, и теперь он от них никуда. А твоя дурочка этого не понимает.
– Еще раз услышу оскорбления в адрес Юли – получишь по морде личности.
– Договорились.
– А как вообще Юлия в эту компанию попала? – помолчав, спросил Смирнов.
– Папочка у нее известный человек, ты знаешь...
– Знаю, как же... Из тех, кто приватизацию намазал на свой кусок хлеба со всех сторон, да так густо, что до сих пор вся морда в масле.
– Да, из тех. Так он и пристроил ее в эту фирму. Вместе со своими денежками. И она пришлась там. Московский университет с отличием плюс стажировка в Сорбонне это...
– Не Минская школа КГБ... – усмехнулся Смирнов.
Стылый посмотрел на него тягучим взглядом и, неприязненно двинув губами, продолжил:
– А поначалу все было хорошо... Ее посылали на конференции, даже в Давос однажды отрядили. Показывали в правительстве, в деловых кругах, иностранцам важным: "Вот, мол, кто у нас погоду делает. Не кто-нибудь, а передовая, образованная молодежь и весьма привлекательная, заметьте". Потом сделали первым заместителем Бориса Михайловича...
– Зиц-председателем, – хмыкнул Смирнов. Юлия гордилась своим положением и не раз подтрунивала над ним, прочно застрявшим в старших научных сотрудниках.
– Ну да. Типа Фукса из "Золотого теленка". Только, как я уже говорил,
Смирнов насупился. У Юлии были журналисты и тому подобное. Она частенько говорила о них. И личико ее светилось самодовольством.
– И не только журналисты, – продолжал рассказывать Стылый, – у нее до тебя хахаль был с Петровки, генерал теперь...
Смирнов отвернулся к окну. Генерал у Юлии действительно был. Он иногда звонил ей по сотовому телефону. И не Юлия ушла от него, а он от Юлии. От Юлии к своей жене – только так можно было сменить три полковничьи звездочки сначала на одну, а потом и две генеральские.
– Он бы такую бучу поднял, – продолжал держать Шура персты в застарелых ранах собеседника.
– Слушай, хватит молю катать, – поморщился Смирнов, потянувшись за бутылкой. – Давай короче.
– Да я уже почти все рассказал! Ты что, не слушал? Не сказал только, что они решили сделать так, чтобы она ушла из фирмы с нулевым вариантом, то есть с кукишем в кармане...
– Послушай, а что, Юлия не знает о нравах господ, подобных Борису Михайловичу?
– Полгода или около того – все или почти все знает. Но, понимаешь, оценивает их неадекватно. Менталитет у нее другой... Идеалистка, короче. Прикинь, она однажды сказала одному благоволящему к ней гангстеру, в третьем поколении гангстеру: "Как вы не понимаете, что сейчас уже нельзя жить по гангстерским законам?" Он на нее, как на котенка слепого посмотрел.
– Понятно. А извести они ее решили с твоей помощью...
– А что сделаешь? Я – человек подневольный. Вызвал меня начальник службы безопасности на явочную дачу и выписал на нее путевку...
– Сейчас ударю.
Стылый, сделав испуганное лицо, оградился ладонями и быстро заговорил:
– Отказаться я никак не мог. Из нашего отдела люди уходят либо в наспех вырытую яму с последующим салютом из двух приглушенных выстрелов в затылок, либо под фанфары и траурные речи в глубокую могилу на Ваганьковском кладбище.
– А почему Юлия тебя не знает? Она говорила мне, что знает всех служащих "Северного Ветра", и не только знает, но и помнит по имени-отчеству? Вплоть до курьеров и уборщиц?
– Меня знают только Борис Михайлович и Василий Васильевич, начальник службы безопасности. А в офисе мне запрещено показываться. Тайный агент я, понимаешь? По особо деликатным поручениям.
– А как ты думаешь, она догадывается, что ее хотят убрать из фирмы? – проглотил Смирнов "особо деликатные поручения".
– Догадывается, точно. Но и думать не думает, что альтернатива этому – смерть в подъезде или в собственной машине. Жалко ее. Баба она хорошая...
Последнюю фразу, закончившуюся мечтательным вздохом, Смирнов не слышал. Он, закусив губу, думал о Юлии. Стылый, подосадовав, что шпилька осталась не воспринятой, продолжил: