Крайняя необходимость

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Добрые люди подсказали.

— Хм… Правда добрые?

— Незлые — это точно.

— Ладно. Убеди меня, почему Степанюк должен перед тобой исповедаться?

— Я представляю интересы Сергея Великанова, возможно, вы помните его дело. Он вашего Степанюка лечил когда-то.

— Дело Великанова помню. Лепила двух отморозков завалил — так им и нужно, козлам. Ладно, я скажу Степанюку, чтобы заехал к тебе. Карточка твоя у меня есть…

— Минутку, Михаил Михайлович! Вы сказали «так и нужно козлам»? Вы их знали?

— Кто же их не знал? Один мэрский сынок, другой его кореш. Всему городу житья не давали. Такую шваль не жалко.

— Не боитесь, что

до мэра ваши слова дойдут? — Гордеев понимал, что угроза для Щукина смехотворная, но пытался любым способом продлить разговор, кто знает, что еще скажет уверенный в собственной неприкосновенности вор в законе.

— А то он меня не знает! Ну бывай, юрист.

11

Степанюк оказался двухметровым детиной с бритым черепом. «Такого вечером в темном переулке встретишь — сам все отдашь», — подумал Гордеев.

— Ну чего рассказывать? — скривился детина, нервно оглядываясь по сторонам, хотя в офисе Гордеева, кроме них двоих, никого не было.

— Вы знакомы с доктором Великановым?

— Ну знаком.

— Меня интересует, как вы познакомились.

— Ну познакомились, и все, — вздохнул Степанюк.

— Меня интересуют подробности.

— Что, все рассказывать? — еще тяжелее вздохнул Степанюк.

— Про то, как познакомились, — все.

— Да уже сто раз рассказывал — вся братва знает.

— Но я же не знаю. А мне нужно знать. По-моему, господин Щукин вам должен был это объяснить…

Тут Гордеев сообразил, что сказал глупость: Щукин едва ли снизойдет до уровня такого «быка», наверняка просто была дана команда по цепочке нижестоящих начальников. С другой стороны, эта глупость сыграла ему на руку: Степанюк, решивший, что для Гордеева он практически ровня Щукину, вырос в собственных глазах.

— А вам зачем? — спросил он более доброжелательно.

— Я его адвокат.

— У него вроде другой был…

— Откуда вы знаете?

Степанюк нахмурился:

— В суде видел.

— А зачем вы туда ездили?

— Как — зачем? Поддержать человека. Он мне, может, жизнь спас.

— Вот об этом я и хочу знать. Расскажите все подробно.

— Ладно, — сказал Степанюк. — Если ему это поможет, я не против. Значит, так. У меня был выходной посреди недели, и я остался дома, хотел отдохнуть хорошенько — впереди дела кое-какие намечались — сил набраться, на диване поваляться, кинцо какое-нибудь глянуть симпатичное. Может, девочку себе по телефону заказать — мало ли в жизни удовольствий? В общем, позавтракали с женой, обсудили всякие текущие семейные дела типа ремонта у тещи, и она уехала на работу. Только я залег на диван и взял в руки телевизионный пульт, как появилась дикая боль в брюхе. Да такая, что ни разогнуться, ни слова сказать! Я корчился несколько минут, потом сдался. Дополз до телефона и вызвал «скорую». Ну а что делать? У меня, конечно, есть доктора знакомые, которые конкретно могут помочь, если что. Но во-первых, они в основном по венерологической части, а во-вторых, вызванивать и выслушивать всякие умные советы, когда в животе будто кто-то штыком ковыряется? Нет уж! Вот, значит. После этого позвонил бабе на работу — у нее косметический салон, всякие прибамбасы для психованных телок, которые всю жизнь у зеркала проводят.

— Ну и? — Гордеев подумал, что не такой уж Степанюк рядовой «бык», по крайней мере, уровень жизни у него, кажется, весьма приличный.

— Ну что? Рассказал что и как. Только говорить было очень тяжело, лоб весь в испарине, в общем, выдавил из себя, что помираю и что вызвал «скорую». А! Сказал еще, что

завещание переписал — в пользу младшего братана. Это у нас вроде семейного прикола. Вот… Самое странное, что «скорая» приехала очень быстро. В жизни так не бывает — только в кино. А тут вот на тебе! Дверь я на всякий случай заранее открыл: а ну как, думаю, сознание потеряю? А у меня дверь конкретная, бронированная, знакомые пацаны делали — на совесть. Ее только вместе с квартирой взорвать можно… В общем, прилег опять на свой диванчик любимый, лежу, натурально помираю, думаю: а что, если в последний раз тут лежу… тут — бац! — врачи и заходят. Как только они появились, все — в глазах потемнело, и я почти отрубился.

— Потеряли сознание?

— Типа того — я так решил, но потом — не, чувствую, доктор, молодой такой мужик, здоровый, перевернул меня сам (это мои-то сто двадцать килограмм, а?!) на спину — и давай брюхо щупать. Спрашивает что-то, и голос такой успокаивающий, я начал понемногу в себя приходить. Тут больно? А тут? А здесь? А как больно? Так, по-свойски очень. Но не нагло. Классный мужик, короче, сразу видно. Не суетился, дело знал. В общем, мне стало гораздо лучше, ну и не я первый, не я последний — пошел на попятную, говорю ему: спасибо, доктор, все прошло уже. А он говорит: нет, так нельзя, а вдруг этот, как его…

— Аппендицит?

— Ну да. Настоял, короче. Поехали, говорит, тут недалеко.

— Секундочку, — попросил Гордеев. — Доктор «скорой» — это Великанов?

— Ну ясен перец! — подтвердил Степанюк. — Короче, вывели меня, скрюченного, под руки, положили на кушетку в «Газель» — в «скорую» в смысле — и стали выезжать из двора. Да только не выехали…

— Почему?

— Вдруг слышу дикий грохот, все сотрясается — я падаю с этой чертовой кушетки, матерюсь, и из кабины тоже слышу сплошной мат-перемат. Но вроде не доктор ругается, кто-то еще, шофер наверно. Смотрю через перегородку — ну, блин, дела! На выезде из двора, в арке, в нашу «скорую» лоб в лоб въехала моя любимая жена, пребывающая в волнении от моего звонка и задвинувшая свой вонючий салон…

Гордеев оценил этот высокий штиль: «пребывающая в волнении»…

— Значит, вылезает она из своего «фордешника»…

— У нее «форд»?

— Ну да. Был.

— Почему?

— Так я ж рассказываю, — возмутился Степанюк, — а вы не даете! Я же рассказываю, зачем перебивать, это… как это говорится… некорректно, да?

— Извините, больше не буду перебивать, — пообещал Гордеев.

— Ладно, посмотрим. У нее подушки безопасности надулись, антифриз растекается лужей по земле. Ну мне не до этого, я потом обливаюсь — снова брюхо прихватило. Вылезаю на полусогнутых из этой гребаной «Газели», делаю жене ручкой. Великанов этот чешет репу, хочет в диспетчерскую звонить. Я говорю: не надо, чего тянуть, тут еще моя машина есть — вот стоит. У меня тоже «форд», джип «форд-экспедишн», двести тридцать лошадок. Зверь, а не тачка. Ну любим мы «форды», короче, ясно? Я говорю доктору: поведешь? «Без проблем, — говорит. — Только сейчас позвоню девушке своей».

— Девушке? — заинтересовался Гордеев.

— Ну да.

— И позвонил?

— Позвонил. О встрече, кажется, договаривался. Ха! Он, кстати, лоб здорово разбил, когда жена врезалась. Значит, оставляем водилу «скорой» и мою жену — пусть вызывают ГИБДД, и с этим Великановым садимся в мой «форд-экспедишн»…

— Стоп, — не утерпел-таки Гордеев. — А почему водитель остался, а не сел за руль?

— А, я забыл сказать! Он руку сломал.

— О господи, — покачал головой Гордеев, хотя знал об этом.