Кречет - 3
Шрифт:
– Давай попробуем! Может, это нам знак свыше?!
Они стали осторожно опускаться, но вдруг Понго остановился и потянул своего хозяина за рукав: острый слух индейца первым уловил какой-то подозрительный шум. Узники прислушались... Теперь уже явственно были слышны шаги, как будто поднималось несколько человек, раздавались слова команды, звякало оружие.
– Сегодня нельзя, - прошептал Понго.– Дверь открыта, да, но за ней много других дверей. А еще сторожа, решетки и рвы...
– Сторожа старые, это в основном инвалиды,
– Да, можно, но с оружием в руках. У нас нет оружия...
– Мы отнимем его у первого же солдата! Пошли!..
Но Понго даже не шелохнулся и продолжал удерживать своего слишком нетерпеливого друга.
– Нет! Подумай, что произойти, если мы попадаться? Нас убьют!
– Нет, но могут бросить в карцер и разъединить... Ты прав, Понго. Через три дня мы сможем снова повторить эту попытку, но уже с оружием в руках!
– С оружием?
– У человека, что приходил к нам сегодня, была шпага...
Большой отряд поднимался по лестнице. Пробиться через него было бы трудно даже вооруженному, поэтому узники как можно бесшумнее поспешили к своей камере и плотно закрыли за собой дверь. Только стражники, конвоировавшие нового заключенного, миновали камеру де Турнемина, как открылось окошечко в двери, и Гийо с радостью убедился, что узники не воспользовались его забывчивостью. Он облегченно вздохнул, запер дверь и удалился. Стало тихо...
– Ты хорошо сделал, что остановил меня, - сказал Жиль с плохо скрываемым сожалением.– Из Бастилии не бегут.., не подготовившись. А у нас всего три дня. Три дня!– воскликнул он, в бешенстве так сильно стукнув кулаком по столу, что одна его ножка не выдержала и сломалась.– Если через три дня я не верну того, чего у меня уже нет (мешочек и письмо я сжег, а портрет унесла с собой Жюдит), то мне надо отсюда исчезнуть.
– Ты говорить, бежать невозможно?
– Есть один способ, Понго, - ответил Жиль, пожимая плечами.– Он называется смерть.
– Смерть?
– Да, может быть, это лучший выход... Моя смерть освободит Жюдит, спасет королеву и кардинала... Через три дня, если нам не удастся убежать раньше, граф найдет здесь только мой хладный труп...
– Но как умереть, не имея оружия?
– Есть тысячи способов: например, повеситься на галстуке или вызвать сюда стражника и отнять у него шпагу...
– Хорошо, но лучше взять шпагу, чтобы бежать!
А почему бы не попробовать! Бороться за свободу и умереть со шпагой в руке лучше, чем со страхом ждать приговора и провести остаток своей жизни узником королевской тюрьмы. Потом, кто знает, с Божьей помощью и не такое удавалось!
– Остается выяснить, - продолжал Турнемин уже вслух, - если мы сбежим, останется ли жива Жюдит. Ведь граф Прованский способен убить ее, чтобы только отомстить мне. Боюсь, Понго, что только моя смерть сможет освободить ее.
– Тогда, - сказал индеец, - я умирать
Жиль не стал его отговаривать, это было бы совершенно бесполезно. Раз приняв какое-нибудь решение, Понго никогда не отказывался от него.
Индейцы не боятся смерти: она для них такое же повседневное дело, как охота или еда. С детства каждый из них знает, что в предназначенный день она возьмет его за руку и уведет в страну вечной весны и вечной охоты, в страну Великого Духа... Смерть - это друг, ее полагается встречать радостной песней, находит ли она тебя в поле или у пыточного столба...
Перед смертью Понго должен спеть свою песню - это обычай его народа. С легкой улыбкой думал Жиль о впечатлении, которое произведет она своими дикими и странными звуками на стражу Бастилии. Кто знает, не откроются ли тут какие-нибудь неожиданные возможности?
Понго должен был запеть на рассвете. Но начало песни Жилю не удалось услышать. В полночь внезапно заскрипел замок и дверь отворилась. Турнемин вскочил, привычным движением ища свою шпагу. В свете фонаря, который держал зевающий Гийо, он разглядел четырех солдат и их лейтенанта шевалье де Сен-Совера.
– Одевайтесь и следуйте за мной, сударь, - сказал он.– Соблаговолите поторопиться!
Несмотря на таинственность и мрачность этой сцены, заключенный ощущал скорее радость, чем испуг. Новая возможность для побега! Но куда поведут его: на суд, или на допрос, или в камеру пыток?..
По крайней мере, насчет последнего можно не волноваться - добрый Людовик XVI запретил пытки. Значит, приговор, по суду или без суда, что скорей всего... К смерти его вряд ли приговорят...
С радостной поспешностью Турнемин оделся, хлопнул по плечу Понго, как бы призывая его набраться терпения, и повернулся к офицеру:
– Я готов, сударь! Позвольте узнать, куда вы меня везете?
– Вы все увидите сами. Пошли!
Солдаты окружили Турнемина и повели его вниз по винтовой лестнице, той самой, на которой еще так недавно они с Понго обсуждали план побега. Лестница заканчивалась дверью и выходила на широкий внутренний двор тюрьмы, так называемый второй двор.
Оказавшись на улице, Жиль жадно вдохнул живительный свежий воздух - он отвык от него за время своего заключения. Потом оглянулся, пытаясь понять, куда же ведут его солдаты.
Посреди двора стояла закрытая зарешеченная карета, окруженная группой конных жандармов.
Незнакомый Жилю жандармский офицер прогуливался возле ее дверцы. Турнемина подвели к офицеру, и Сен-Совер сказал, указывая на арестанта:
– Вот тот заключенный, за которым вас посылали. Смотрите за ним внимательно, нам говорили, что это очень опасный преступник.
– Не бойтесь, у нас не убежит! Прошу в карету, сударь!
Турнемин забрался в карету, рядом с ним сел офицер. "Пошел!" скомандовал он, и карета помчалась.