Кречет. Книга I
Шрифт:
Она не кричала, не плакала, но все ее существо выражало ужас… Жилю не пришлось долго искать причину этого ужаса: девушку преследовал мужчина, и этот мужчина был не кто иной, как Морван, младший из двух братьев де Сен-Мелэн.
Увидев человека на дороге, Морван завопил:
– Остановите ее, черт возьми! Эй, вы! Вы слышите? Остановите ее!
Естественно, Жиль этого не сделал. Напротив, он посторонился, когда задыхающаяся девушка поравнялась с ним. Он расслышал, как она простонала:
– Ради Бога!.. Помогите!..
Но слова Жюдит внезапно оборвались криком боли. Утомленная
– Ага! Попалась!..
– Еще нет!
Вставший посредине дороги Жиль преграждал путь. В одну секунду Морван уже был рядом с ним.
– Убирайся вон, бродяга! – завопил он, дыша в лицо юноши смешанным запахом лука и сидра. – Прочь с дороги!
– Неизвестно, кому придется убраться! – насмешливо ответил Жиль. – Если ты хочешь пройти, то можешь попробовать. Бегите, мадемуазель! – крикнул он Жюдит. – Я смогу задержать его.
– Это мы еще посмотрим, – зарычал Морван и бросился, нагнув голову, на своего неожиданного противника.
Стычка была яростной. Хотя он и был не такой здоровенный, как его брат, Морван де Сен-Мелэн обладал недюжинной силой, делавшей его опасным противником. Что же до Жиля, то впервые (не считая обычных драк в коллеже, из которых он всегда выходил с честью) он использовал свою силу в настоящем бою. Более высокий и подвижный, чем его противник, он превосходил Морвана в ловкости, и к тому же его силы удесятеряло самое могучее из снадобий: он был переполнен радостью оттого, что сражается за Жюдит и Жюдит смотрит на него! И он принялся наносить удары, подобно кузнецу, бьющему молотом по наковальне.
Поединок закончился удивительно быстро. К тому же это оказалось так просто! От переполняющего его счастья Жиль не чувствовал боли и молотил кулаками так, будто ничего другого и не делал в жизни. Противники сцепились, покатились по земле, пытаясь задушить друг друга, впрочем безуспешно, снова поднялись, осыпая друг друга градом ударов, но в конце концов победа осталась за защитником Жюдит. Жиль оттеснил своего противника на скользкий берег реки и ударил его в лицо с такой силой, что Морван упал в воды Блаве.
Не теряя времени на выяснение того, что Морван там станет делать. Жиль вернулся к Жюдит, все еще лежавшей на дороге, там, где боль, а еще больше удивление, приковали ее к месту.
– Позвольте помочь вам подняться, мадемуазель, – сказал он, протягивая ей руку. – Вы поранились?
Она подняла к нему хорошенькое ясное личико, на котором больше не было и следа страха, и поспешно подала ему свою маленькую ручку. Она ему даже улыбнулась!
– Это опять вы! – произнесла она с милой улыбкой. – Решительно вы задались целью спасать меня. На этот раз, однако, – она стала серьезной, – вы подоспели вовремя. Мне необходимо как можно скорее оказаться под защитой стен монастыря. Только там я смогу от них скрыться!
– От кого? – спросил Жиль. – От ваших братьев?
– Ах, так вы знаете, что это мои братья? Да, от них! Они хотят увезти меня завтра с собой, после погребения отца.
Жиль почувствовал,
Страх опять завладел ею.
– Увезти с собой? Но я думал, они желают, чтобы вы сделались монахиней…
– Они передумали. Теперь они собираются отвезти меня к себе, чтобы выдать замуж за одного из своих соседей. Он очень богат, этот мерзкий старикашка, и влюблен в меня, по их словам.
Помогите же мне встать. Нога ужасно болит, а мне нужно поскорее добраться до монастыря. Не будет же Морван вечно плавать в реке!
Действительно, холодная вода привела Сен-Мелэна в чувство, и он поплыл к берегу. Жиль пренебрежительно пожал плечами:
– Он не сможет выбраться на берег до моста.
Тут очень илистое дно и скользкий берег. Мне это известно по собственному опыту…
– Вы не знаете, на что способны мои братья, когда разгневаны… О, как больно! Придется вам помочь мне идти. К счастью, до монастыря всего несколько шагов!
Вместо ответа юноша наклонился и без малейшего усилия поднял ее на руки.
– Вот и все!.. – объявил он весело. – Лучше будет, если вам совсем не придется идти. Если же вы соблаговолите держаться за мою шею…
Жюдит уже сделала это. С радостным трепетом Жиль ощутил на своем лице нежное прикосновение ее щеки, а на шее – шелк ее волос. Тогда он осмелился чуть сильнее прижать девушку к себе, и она не воспротивилась…
Сердце в груди Жиля заколотилось, как бешеное: он и представить себе не мог, что бывают такие чудесные, такие сладостные мгновения. В его объятиях была уже не та, прежняя Жюдит, надменная и полная презрения, строптивая и гордая, а совсем другая, новая, нежная и одинокая.
Эта Жюдит, может быть, еще полюбит его… Он хотел бы, чтобы монастырь вдруг очутился далеко, в самой чаще леса, и его восхитительная прогулка длилась бы до тех пор, пока у него достанет силы.
Вдруг он услыхал, что девушка вздохнула.
– Вы сильны и хорошо деретесь! Как жаль, что из вас сделают кюре…
Жиль рассмеялся:
– Дело как раз в том, что я никогда не стану кюре. Аббат Талюэ, мой крестный, сегодня вечером объявит мне о том, какую судьбу он для меня выбрал…
На миг он заколебался, не рассказать ли ей о том, что он только что узнал, не открыть ли ей, чья кровь течет в его жилах, пусть для того только, чтобы увидеть, как она удивленно раскроет глаза. Юноша едва не поддался искушению, но тут же подумал, что этим напомнит ей о своем внебрачном рождении, и решил, что благоразумнее будет промолчать. Он ограничился лишь тем, что сказал ей:
– Может быть, он отправит меня сражаться в Америку. Нет ничего в мире, чего я желал бы сильнее!
– В Америку! – восхищенно воскликнула Жюдит. – Какая удача. Боже мой! Одним лишь мужчинам выпадает такая удача! А мне – мне остается лишь монастырь. А я так хочу жить! Монастырь – это могила…
Этот крик души нашел отклик в сердце Жиля: он был так похож на его собственный отказ пойти в семинарию. Девушка отвергала покрывало монахини с тем же пылом, с каким он отвергал сутану, и аббат Талюэ, посчитавший, что девушка смирилась со своей участью, ошибался: она лишь терпела ее, не больше.