Кредитка
Шрифт:
– Думмм! – голосом большого эстрадного барабана пропел один из ящиков, ставший последним пристанищем мертвой зажигалки.
Совершенно ослепший от прощального огненного всполоха, опираясь рукой о стену, он добрался до лестницы на второй этаж. Перед тем, как поставить ногу на первую ступеньку, он инстинктивно задрал голову вверх и посмотрел в направлении предстоящего подъема. Ему даже показалось, что там, вверху, нет такой жгуче-черной темноты, как здесь, на первом этаже.
Первые же шаги по ступеням были сопровождены возмущенным скрипом лестницы, вероятно, таким образом
Добравшись до лестничной площадки второго этажа, он выдохнул с облегчением и без особых раздумий толкнул дверь, очертания которой угадывались благодаря проникающему в щель у пола сероватому свету.
Открывшаяся ему картина была предсказуемо тривиальна. В полумраке его взгляду предстал длинный узкий коридор, застеленный полуистлевшей красной ковровой дорожкой с зеленоватым орнаментом по краям, несколькими дверьми по обеим стенам и окном в конце, занавешенным чем-то очень напоминавшим столетнюю паутину, в глубине которой, вполне вероятно, паучиная матка плотоядно высматривала очередную жертву, неосторожно приблизившуюся к ее логову. Дверь в углу, справа от окна была приоткрыта, что позволяло вытекавшему из-за нее тусклому свету немного разбавить осточертевшую уже темень.
Сделав несколько неуверенных полушагов по ковровой дорожке, он вдруг застыл на месте. В одно мгновение ему отчетливо представилось, что дверь, к которой он направлялся, стала медленно закрываться, словно оборудованная современным гидравлическим доводчиком. Остатки света, и без того слабого, неумолимо меркли. Окружающий его мир вновь погружался во всепоглощающий мрак, выбраться из которого не будет уже никакой возможности.
Лоб моментально покрылся неприятной испариной. Чувство страха, зародившееся где-то внизу живота, ледяной лавиной расползалось по всему организму и грозило перерасти в ничем не управляемую панику.
Как будто со стороны он увидел себя безуспешно мечущимся в поисках выхода и не подозревающего о еще одной, не менее страшной опасности, подстерегавшей его в этом лишенном света замкнутом пространстве.
Чудовищных размеров черный паук, бесшумно семеня всеми восемью своими лапками, по-хозяйски неторопливо подбирался к намеченной жертве. Ему-то свет как раз без надобности. Чуткие паучьи усики-радары улавливали как малейшее движение, так и тепло, исходящее от тела любого живого существа, попавшего в зону их восприятия.
Мысль о перспективе быть высушенным до состояния мумии и, словно выпитая изнутри мушиная оболочка, навсегда остаться висеть опутанным с ног до головы липкой паутиной, привела его в такой ужас, что он, не помня себя, метнулся в сторону, в результате чего, натолкнувшись на неразличимую в темноте стену, вскрикнул от боли в плече и сполз на пол, где окончательно пришел в себя.
Озираясь по сторонам совершенно обезумевшим взглядом, через некоторое время он
Оставшийся отрезок пути был пройден без приключений, однако он ни на секунду не упускал из поля зрения злосчастное окно с его трансформирующимися в паутину занавесками. Продвигаясь вперед, он машинально дергал ручки дверей то с правой, то с левой стороны. Все двери, за исключением той, что являлась конечной целью этого странного путешествия, были заперты, что, впрочем, его ничуть не удивляло. Опасаясь повторения аномальных видений, он сделал очередную остановку и перед тем, как заглянуть в дверной проем, стал прислушиваться, стараясь достичь такой концентрации слуха, чтобы не упустить ни малейшего шороха, свидетельствующего о наличии живых существ в недоступной пока визуальному осмотру комнате.
Постепенно нарастающий звон в ушах, появившийся в результате сильного напряжения, стал единственным звуком, который, несмотря на все потуги, ему удалось уловить. Заставить себя успокоиться он смог, приложив к этому немалые усилия, в результате чего назойливый звон постепенно стал стихать, и в наступившей тишине совершенно отчетливо послышался звук, напоминающий шелест перекладываемых бумажных листов. Осторожно, словно боясь помешать работе какого-то важного начальника, он заглянул в комнату.
За рабочим столом, занимавшим добрую половину этого небольшого по своим размерам помещения, сидел мужчина средних лет в черном кожаном пиджаке и такой же черной водолазке под ним. На лацкане пиджака серебристо поблескивал значок, по форме напоминавший треугольник, только с округлыми концами. Хорошо подобранная одежда рекламно подчеркивала элементы ладно сложенной спортивной фигуры мужчины. Длинные, слегка вьющиеся темно-каштановые волосы, уже тронутые сединой, были зачесаны назад и стянуты на затылке в «конский хвост». Его правильные, но какие-то слишком грубые черты лица, несомненно, должны притягивать к себе взгляд и даже казаться привлекательными отдельным представительницам слабого пола, особо повернутым на античной, геракло-апполоновской мужественности, обывательски сопоставимой с образами персонажей голливудских шедевров. Недельная небритость этого человека, гармонично сочетаясь с описанными уже деталями внешности и одежды, делала его очень похожим на рок-музыканта, отпахавшего гастрольный тур, либо на байкера, в составе своей банды пересекшего Соединенные Штаты от океана до океана с остановками разве что на бутылку «Будвайзера». Впрочем, ничего музыкального, а тем более байкерского, в манипуляциях, им производимых, не угадывалось.
Глядя сосредоточенным взглядом перед собой, атлет-рок-н-рольщик подстать механическому роботу, выполнял монотонно-конвейерную работу, вкладывая лежащие стопкой справой стороны стола черные пластиковые прямоугольники, похожие на визитные карточки, в бумажные конверты такой же мрачной окраски, предварительно придирчиво сверив нанесенные на них золотистым тиснением надписи. О важности поставленной перед ним задачи свидетельствовало выражение его лица, а точнее, такие детали, как плотно сжатые губы, вытянувшиеся в одну тонкую линию, и резко очерченная вертикальная борозда, залегшая между сдвинутыми к переносице бровями.