Кредо негодяев

Абдуллаев Чингиз Акифович

— Терпимо, — ответила Лона, по-прежнему не отводя своих глаз. Это начало его беспокоить.

— Почему ты так смотришь?

— Ты знаешь, что с нами было? — спросила Лона.

— Вас захватили и держали в доме в качестве заложниц. Конечно, знаю. А теперь мы вас освободили.

— Нет, — тихо сказала она, — не так.

— Не понимаю?

— В той комнате спит Барбара. Ты знаешь, сколько ей лет? Она намного моложе меня.

— Мне пойти туда? — разозлился он.

— Не шути, — тихо попросила женщина, — после того, что случилось, Барбара боится оставаться одна.

— Что произошло? — серьезно

спросил нахмурившийся Дронго.

— Они знали, что я твоя девушка, а Катя подруга твоего друга. И нас по приказу какого-то большого босса не трогали. Но вот Барбара была ничьей подругой.

— Да, — холодея, сказал он.

— Ее изнасиловали, — она произнесла это почти по слогам, смотря в глаза Дронго, словно он был виновен в случившемся. Она молчала. Бывают минуты, когда ничего невозможно сказать ни в оправдание, ни в утешение.

— Мне очень жаль, — наконец выдавил он.

— Виновата только я. — Она лежала, и от этого ее красивое лицо как-то вытягивалось, превращаясь в чужую и злую маску.

— Мне действительно очень жаль, — виновато сказал он.

— Сегодня мы уедем в Сиэтл, — сказала она, словно нанося ему пощечину, — нам лучше больше не видеться. Ты приносишь одни несчастья.

— Я невезучий человек, — усмехнулся он. Горько усмехнулся.

— От этого Барбаре не легче. Это моя вина, и я буду с ней все время, — тихо сказала Лона.

— Я ничем не могу помочь?

— Ничем. Одно твое присутствие будет вызывать у нее воспоминания об этих кошмарных двух днях.

— Понимаю.

— Неужели без этого никак нельзя было обойтись?

— Может, и нельзя.

— Тебе лучше вообще больше не приезжать в Америку, — безжалостно сказала Лона, поднимаясь с постели. Она спала прямо в одежде.

— Это твои последние слова?

— Да. — Она прошла в ванную.

Он остался лежать на кровати. Через две минуты она позвала его. Очень тихо, но он услышал. Осторожно поднявшись, он прошел в ванную, закрыл дверь, и они застыли в страстном поцелуе.

— Мы видимся с тобой последний раз, — твердо сообщила Лона, чуть отдышавшись. — Я не хочу, чтобы с моими близкими случилось еще что-нибудь.

— Ты, как всегда, права.

— Уходи, — попросила женщина.

Он взялся за ручку двери.

— Подожди, — она вдруг решительно сорвала с себя свою темно-синюю блузку, отстегнула юбку, — иди ко мне.

Это было самое странное и самое страстное свидание в его жизни. Они оба знали, что это последнее свидание в их жизни. Бывают моменты, когда двое могут это прочувствовать. И они отдали друг другу все, что могли. Отдали без остатка. Если учесть, что ни говорить, ни шуметь они не могли, то эта сексуальная сцена стала еще более страстной и одновременно еще более жуткой, чем они хотели.

Это было их последнее свидание в жизни. Лона сдержала свое слово. Позавтракав в мотеле, они сели в первый проходивший мимо автобус и уехали на Запад, в сторону Сиэтла. А он остался один. Как всегда, один, и вся его любовь, все страхи, надежды, сомнения, ожидания были какими-то жалкими и ненужными одновременно.

Он нашел в ванной забытую щетку Лоны. Сначала он долго держал ее в руках, вдыхая аромат волос женщины, так нравившейся ему. Затем он спрятал расческу в карман своей новой рубашки. Одежду ему привезли из магазина соседнего города. Он заказал

ее по телефону. Машину он оставил в городе, дав данные кредитной карточки Владлена Клычкова. В Цинциннати уехал уже на автобусе. В дороге он вспоминал историю своих приездов в эту страну, невеселую историю своих встреч с Лоной. Три года назад они расстались с надеждами на следующую встречу. В этот визит рухнуло все. Он думал и о своем задании, которое в принципе так и не было выполнено. Завтра должен был окончиться срок, данный неизвестным Уварову, но ничего сделать Дронго не сумел, а убийца и шантажист так и не был найден. Погибло столько человек. Куда-то исчез Сказочник. Словно в этот раз все было против него — люди, время, расстояния, судьба. Уже подъезжая к Цинциннати на следующий день, он, неожиданно решив для себя что-то, выбросил расческу Лоны в окно. Словно избавляясь от всего, что было в его жизни и в этой поездке. И плохого, и хорошего.

Глава 29

В Цинциннати он получил ошеломляющее известие. В Нью-Йорк прибыли руководители крупных мафиозных групп Рафаэль Багиров и Гурам Хотивари. Но, получив сведения о готовящемся на них покушении, оба руководителя мафии срочно покинули город. А Капустин ищет повсюду Клыка, сумевшего выкрасть свою девочку из-под носа Рябого. Клычков, узнавший об этом, решил выйти на связь со Зверем и позвонил ему из соседнего городка. Зверь был сама любезность.

— Так это ты пощипал Рябого, ну молодец. А мы тут со Сказочником думаем, кто мог так отодрать нашего друга.

— Спасибо, — сдержанно ответил Клык, — что нужно?

— Рябой на мировую пошел, гонцов посылает. Просит, чтобы мы нашли тебя и друга этой черномазой подружки. Да, если грузин с вами, его тоже захватите. Мы все встретиться должны.

— С кем встретиться? — нахмурился Клычков.

— С Рябым, с кем же еще? — засмеялся Зверь. — Мы хотим наконец собраться и узнать, что за события происходят здесь вот уже столько дней. Кто убивает наших людей, кому это выгодно? Кто убил Георгия? И почему убили? Мы должны это знать. Иначе нам конец, всех уничтожат.

— А где встреча будет?

— В Хартфорде, у друга твоего в городе, — засмеялся Капустин.

Клычков в ответ тоже рассмеялся:

— Ничего себе шуточки!

— Я не шучу, — сказал вдруг Зверь, — мы все к нему поедем. Я, ты, твои люди, Сказочник и Палач. Все там будем, в Хартфорде, на территории Рябого.

— В каком доме, — закричал Клычков, — мы его дом сожгли весь.

— Это вы его загородный дом сожгли, а теперь встреча будет в гостинице «Гудвин». Красивый отель такой в Хартфорде есть. Вот там и встретимся и поговорим. А кто не приедет, значит, виноват, того мы и будем в оборот брать.

— Меня уже взяли в оборот, — напомнил Клычков.

— Это ошибка вышла, Рябой даже извиниться готов.

— Что произошло? — ничего не понимая, спросил Клычков.

— Хотим мы тут дружка твоего пощупать. Этого соловья залетного. Он пел мне про разные истории, а сам, оказывается, фонарил, врал. Филин он, а не соловей. И за это мы его щупать больно будем. Ты законы наши лучше нас знаешь. Никаких дел у тебя с этим «мусором» быть не может. Или я ошибаюсь, Клык?

Он не боялся, даже когда ему стреляли в лицо, а здесь он вдруг почувствовал, что нервы начинают сдавать.