Крематорий
Шрифт:
– Может, наш фотограф – экстремал и ему адреналина в крови не хватает? – предположил Бекетов. – И вообще...
– Ага, – оборвал олигарха Гигин, – у этого Даргеля тачка дорогая там сгорела. А никаких претензий в связи с этим он никому не выдвигал. Темная лошадка, одним словом. Я ему не верю.
– И какие будут предложения? – упавшим голосом поинтересовался Радьков.
– Предлагаю убрать его без лишних шума и пыли. Организовать несчастный случай я сумею. Так всем будет спокойнее: и ему, и нам. – Лицо Гигина оставалось непроницаемым, как валун ледникового периода.
– А по-другому нельзя? – тихо спросил
– Никак нельзя, – отрезал Гигин. – Вот и Машлак, думаю, меня поддерживает.
– Вполне.
Бекетов еще колебался. И не потому, что был человеколюбив. Пепел сгоревших на пожаре не стучал в его сердце. Просто ему не хотелось быть втянутым в откровенное убийство, стать одним из заказчиков. И тут подал голос Точилин. Он вздохнул, расправил плечи и поднялся во весь рост. Фуражку смял в руке.
– Если кто-нибудь Даргеля хоть пальцем тронет, тому не жить, – хрипло проговорил он.
И этот хриплый голос проник в сознание каждого из собравшихся. Всем стало понятно, что полковник говорит абсолютно серьезно и слова его – не пустой звук.
– Ты чего, Серафим Прокопович? Съел чего-то не то? – испугался Радьков. – Я понимаю, день у тебя трудный выдался. Ведь мы это так, просто варианты прокручиваем. Еще ничего не решено, а ты уже в бутылку лезешь.
– Еще раз повторяю для непонятливых: тот, кто его тронет, и трех дней не проживет. У меня дочь сегодня в лесу, возможно, погибла во время пожара. Не знал, что она с внучкой к матери в деревню собралась. Пошла с подругой к озеру и не вернулась. А на нашей базе в гаражном боксе восемьдесят два неопознанных обгоревших тела лежит. И одно из них, не дай бог, принадлежит моей дочери. А я не знаю, какое. Тебе, Радьков, этого не понять – у тебя своих детей нет. – И полковник покачал перед носом губернатора выпачканным в саже пальцем. – А Даргель с Беспалым мою внучку спасли, сквозь огонь из поселка вытащили. И сами чуть не сгорели. Понятно теперь, чего я не то съел?
Точилин смолк, медленно переводил взгляд. Все замолчали, опускали глаза. И вновь зазвучал хриплый голос:
– Все, хватит. Достаточно я в вашей компании замарался. Деньги от меня вы получите. Но в остальном теперь я сам по себе. Больше никакие ваши фабрики спасать не буду. Я, в конце концов, присягу давал.
Точилин собирался сказать, что давал он присягу народу. Но язык не повернулся выговорить это слово, хотя раньше легко произносил высокопарные фразы про честь и долг, не вникая в их смысл. Теперь же язык прилип к нёбу. Слово обрело смысл, а потому и не хотело выговариваться. Точилин чувствовал себя последним негодяем, хоть и раскаявшимся. Да и «метать бисер» перед этими людьми был не намерен.
– Как сумею, вину свою искуплю. Завтра с утра мои подразделения будут ближайшие от заповедника деревни от огня защищать. Да что я перед вами выделываюсь? Вам, скотам, меня не понять. И сам я скот последний, что к вам приехал, с вами связался. Честь имею...
Полковник Точилин надел фуражку и тяжелой поступью вышел из павильона. Звучно хлопнула дверца «Волги». Машина развернулась и покатила к воротам.
– Ну и дела, – выдохнул Бекетов, – крыша у мужика конкретно поехала. Может, проспится?
– Это пьяный проспаться может, а дурак – никогда, – обронил Машлак. – Разве что дочка его найдется живой и здоровой, но шансов на это мало.
– Только нам от этого не легче, – вздохнул Радьков. – Ну, и что теперь?
Генерал Гигин вновь прищурился. Бекетов тут же испуганно замахал руками:
– Я ничего больше не хочу слышать. Мое дело бизнес, строительство. У меня дела. До свидания, Александр Михайлович, – он быстро пожал руку губернатору и пулей вылетел из павильона.
Машлак, Гигин и Радьков долго смотрели друг на друга.
– Генерал прав, – произнес Машлак, – от Точилина тоже нужно избавляться. Ведь он сдать всех может. Ни у кого и подозрений не возникнет, если глава нашего управления МЧС погибнет при исполнении. Пожарный, вообще, профессия опасная. Да и вашим пропагандистам, Александр Михайлович, будет полезно слепить образ огнеборца-мученика. Людям такое понравится – полковник сгорел на работе. Бюст в городском парке, мемориальная доска на пожарном депо. Можно будет его потом и к награде представить, посмертно.
– Мысли мои читаешь, – оживился Гигин.
Губернатор понял, что его согласие уже и не требуется. Преступная комбинация вышла из-под контроля, и теперь ее создатели сделались заложниками ситуации. Радьков приподнял руку:
– Но на этом все. Больше никаких смертей.
– Это уж как получится. Где два, там и четыре. Где четыре, там и шесть, – промолвил Гигин, глядя на затянутую рябью поверхность пруда. – А рыбка-то у тебя, Александр Михайлович, на закате красиво играет. Здоровые форели, черт, повырастали. Чем кормишь? Ну, что? Тянуть больше некуда, надо ехать. Моим парням сегодня тоже в горящем поселке дел хватило. Один дурак на своем бульдозере хотел сараи сломать, чтобы огонь дальше не перебросился, пришлось успокаивать. А тут теперь еще и этот Даргель со свихнувшимся Точилиным... Можем ехать?
– Нет, еще не все, – взял слово Машлак. – Мы же не знаем, что и кому успел сказать этот ваш Даргель, которого вы на груди пригрели. Ситуация пока складывается нормально, но если гореть будет только наша область, это может показаться в Москве подозрительным. Неплохо сделать так, чтобы пожар полыхнул и у соседей. Как говорил один полковник – преподаватель в нашей академии, если хочешь спрятать дерево, надо прятать его в лесу. А если хочешь спрятать труп, прячь его на поле боя.
Милицейский генерал с уважением посмотрел на Игоря Машлака:
– Дельное предложение. Сумеешь организовать?
– При должном финансировании. – Машлак красноречиво потер палец о палец, глядя в глаза губернатору Радькову.
Солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, но багряная полоска от пожара все еще рдела на небе.
Глава 8
Маша и Ларин сидели в гостиничном номере. К ноутбуку от фотоаппарата змейкой тянулся кабель. Светился монитор.
– Ну, вот и все, что я снял, – проговорил Андрей, выключая компьютер. – Иногда наши кудесники от электроники неплохо работают. – Ларин взял в руки увесистую фотокамеру. – С виду обыкновенный фотоаппарат, а внутри в нем хорошая видеокамера. Работает абсолютно бесшумно, и ни одна индикаторная лампочка не мигает. Этот дебил Радьков так и не просек, что весь наш торг насчет отступных за молчание я записывал на видео. Хоть и таращился на фотоаппарат, стоявший перед ним на треноге.