Кремль 2222. Край вечной войны (сборник)
Шрифт:
При мысли, что я снова в другом мире, меня прошиб крупный озноб, и стало так тоскливо, что хоть вой. В кои-то веки, за все свои скитания я нашел место, где хотел бы остаться, но нет – мир снова от меня избавился, как от вредного и чужеродного тела, которым я собственно и являлся. Я вспомнил Апрель, её бездонные изумрудные глаза и милые ушки, которые так забавно краснели, когда она смущалась или… испытывала другие сильные эмоции. И снова захотелось завыть, по-настоящему, от души, так, чтобы чертям в аду тошно стало. Что я и попробовал сделать, но вместо этого только застонал, нагоняя еще большую тоску, и попытался сфокусировать взгляд на поверхности, на которой лежал. Взгляд сфокусировался.
Стенания мои были прерваны самым беспардонным образом: судя по звуку тяжелых шагов, некто весьма крупный бежал в мою сторону. Оторвавшись от самобичевания, я перевел взгляд туда, откуда приближался грохот шагающего локомотива. И сразу забыл обо всем.
«Локомотив» был метров двух с половиной ростом, чрезвычайно мохнат и по выражению морды агрессивно настроен. Как аргумент своей агрессивности он вскинул в лапище небольшое бревно с торчащими во все стороны ржавыми железяками.
– Вааааггггггххххх! – взревел он. Или это я заорал, шустрым ершиком покидая траекторию движения бревна?
Дубина врезалась в землю, подняв настоящее облако угольной пыли. Мне показалось, что в спину ударила взрывная волна, не слабее той, что зашвырнула мою бренную тушку в этот мир. Не обращая внимания, я продолжал катиться, а бревнышко в лапах мохнатого агрессора продолжало вздыматься и опускаться. Ему б сваезабойным молотом пойти работать – цены бы не было.
В какой-то момент мне надоело изображать бильярдный шар и дожидаться, пока мохнорылый детина натешится. К тому же тоска смертельная полностью покинула меня, уступив место адреналиновому куражу. Извернувшись в очередной раз, я раскинул ноги, как заправская балерина. О чем едва не пожалел – еще немного, и дубина дотянулась бы до моих первичных мужских признаков. Но я кое-что выиграл – чтобы ударить, могучему и мохнатому пришлось согнуться, и его голова оказалось очень близко.
Я выдернул из кобуры на бедре старый и безотказный «Маузер К-96». Длинный ствол ткнулся детине под нос, палец выбрал слабину спуска. Но чертов неандерталец обыграл меня! Громадная пасть мгновенно распахнулась и сомкнулась, едва не отхватив ковшом нижней челюсти мою руку. Зубы, больше похожие на обломки ребер крупного рогатого животного, скрежетнули на вороненом стволе. Но не тут-то было, мохнорылый! Это тебе не новомодные пластиковые игрушки, это настоящий хеви металл, детка!!!
Маузер громыхнул трижды. Голову монстра откинуло назад, да и сам он отпрянул с громогласным ревом, хватаясь за башку и выпрямляясь во весь громадный рост. Поразительно, но монстр не собирался падать, и уж совсем не собирался умирать. Я покосился на пистолет в руке, скользнула шальная мысль – может, патроны бракованные? Но я тут же откинул её – отдача и звук выстрела имели место быть, да и громила за голову схватился не по причине неожиданно возникшей умной мысли. Ну, это не удивительно, встречали уже раньше – три сквозных в голову, мозг не задет. Ему, мозгу, в такой эпической черепушке вольготно должно быть, просторно, есть куда сместиться в случае опасности.
Моя человечность не позволила безучастно наблюдать за мучениями бедной зверушки, и, хорошенько прицелившись, я всадил еще одну пулю. Внезапные идеи, как и остатки мозга, покинули голову громилы, и он, отпустив многострадальную голову, рухнул плашмя, прощально хрюкнув.
– Ух… – выдохнул я, мысленно добавив крепкое словечко.
Подойдя поближе, я рассмотрел бывшего противника. Настоящая громадина, похожая на человеческих прародителей. Покатый лоб, мохнатость, все как в учебнике, только вот… шкура местами лопнула, выпуская наружу узлы вздувшихся мышц. От чего это его так расперло,
И только тут я обратил внимание на необычность окружающей среды. В воздухе скользили обрывки черного дыма, угольной пыли, поднятой нашими телодвижениями. Только скользили они необычно – стремительно и по прямой, при этом плотной завесой закрывая от меня окружающий пейзаж. Я машинально подставил руку, стараясь поймать угольное облачко. Не получилось. Я потер ладонь, стараясь все таки обнаружить следы угля, взглянул получше, даже понюхал. Малось есть, но недостаточно, чтобы так портить пейзаж.
– «Вот те нате, лосось в томате, – подумал я. – Никакая это и не пыль».
И действительно, великому и мохнатому надо было плясать тут несколько часов, чтобы поднять такое количество черной пыли. А уж о себе я молчу. И что это за… необъяснимое явление, не поддающееся моему пониманию? Черный свет, что ли? Такое объяснение было самым простым, но совершенно нелогичным. И так неуютно мне вдруг стало, что сразу захотелось переместиться в какое-нибудь уютное и понятное место, пусть с угольной пылью, но без черного света. Сказано – сделано – шагаю вперед.
Площадка, на которой мы с мохнорылым устроили битву, была метров тридцати в поперечнике и находилась в неглубоком котловане, окруженном каменными и бетонными обломками. Проходя мимо одного, я машинально рассмотрел его и даже потыкал подобранной поблизости палочкой. Определенно бетон, даже огрызок арматуры сбоку торчит. Значит, я попал в не совсем захудалый мир, населенный агрессивными милашками. Тут определенно есть люди разумные, способные делать бетонные конструкции.
На краю котлована черный свет внезапно оборвался, и я шагнул в мир, полный ярких красок и звуков. Ну, мне так сначала показалось, ибо как только я вылез из ямы, так сразу узрел следующую картину: пара братанов моего мохнатого знакомца выясняют отношения с парой моих братанов, в смысле, людей. При моем появлении и те, и другие замерли, как молнией пораженные. Долю секунды я наслаждался стоп-кадром, после чего принял решение: раз начал воевать против мохнорылых, то и продолжу. Эти экземпляры уступали в размерах своему эпическому сородичу, но все равно превосходили людей.
Все в том же замедленном режиме я увидел, как поднимается Маузер, дергается затвор и две пули летят к мохнатым головам. Я даже успел увидеть, как расширяются зрачки обезьянцев, и прочесть в них неподдельное изумление. Неандертальцы оказались слабее своего громадного сородича и умерли почти сразу, дуэтом свалившись на черный грунт. Я и сам был изумлен не меньше – не было у меня такой эпической меткости.
И вообще, я больше по взрывам…
На несколько секунд повисла неловкая пауза. Я поглядел на двух аборигенов, они тоже вперились в меня, будто ничего удивительней в жизни не видели. И чего, спрашивается, уставились? Перед вами первый проходимец… в смысле первопроходец, между мирами, прошу любить и жаловать.
– Здрасте, – нарушил я затянувшуюся паузу и додумал про себя: «Кто такие, чего уставились?»
Спасенных было двое. Седой, но крепкий старик, замерший на порожке телеги с фургоном с занесенным для удара посохом, и довольно крепкий юноша, присевший у деревянного колеса. В руках юноша держал довольно архаичный на вид огнестрел, что, впрочем, не указывало на его дееспособность. Как же это в моем мире называлось? Или мортира, или карамультук, нет, не помню.
Спасенные как-то синхронно моргнули при звуке моего голоса, словно он разморозил их. Старец вздохнул полной грудью, а юноша ненавязчиво повернул ствол огнестрела в мою сторону.