Кремлевский детектив. Василий Блаженный
Шрифт:
– Рома! – радостно завопил Манафаров, когда в трубке ответили. – Ромочка, дорогой, нужен помощь твоя. Да, сегодня нужен, скорее. У меня клиенты много совсем, надо еще лекарства прикупить, слышишь? Нет, Коля, я не завтра, я сегодня хочу. Говорю, клиенты много, хочут, чтобы продавал. Хорошо, я приеду. Да, приеду скоро, один, как всегда, ты не бойся, пожалуйста!
Послушав немного, что ему отвечают в трубку, Манафаров мелким бесом рассыпался в витиеватом прощании, а потом нажал на кнопку отбоя и сказал:
– Есть товар, надо ехать. Начальник, ты только меня не подставь! У меня семья, дети-жена, мама-папа.
Астахов грохнул донышком бутылки о стол. Газировка вспенилась.
– Ты Аллаха мне тут не поминай, – сказал фээсбэшник. – Он тебя тоже, между прочим, по головке не погладит за торговлю наркотиками. Сколько народу ты погубил… Ладно, что с тобой разговаривать! Когда ты приехать должен?
– Через два часа появиться надо.
– На чем приезжаешь обычно? – спросил Решетников.
– Да как когда. К Боженко приезжаю на метро или на автобус. А от него такси беру, чтобы товар не потерять.
– В этот раз будет тебе такси в обе стороны, – пробурчал Астахов.
Таджик уткнулся взглядом себе под ноги и непрерывно тяжело вздыхал.
– Все, хватит играть в обиженную институтку! – приказал оперуполномоченный. – По коням!
Кирпичная пятиэтажка, в которой обитал Боженко, имела дурную славу на всю округу. Да и не только она – весь этот двор по улице некоей Софьи Матрениной уже не первый год исправно повышал цифры в статистике местного РОВД. Причем в обе стороны – и совершения преступлений, и их раскрытия. Последняя причина объяснялась тем, что большинство преступлений и правонарушений совершали здесь не какие-то непризнанные гении криминального мира, а разное маргинальное отребье, в массе своей не имеющее ни мозгов ни хитрости.
Говорят, все началось с того, как в доме номер восемь три квартиры купили цыгане. Это случилось еще при Советском Союзе, когда оседлость считалась более приемлемой для этого народа с точки зрения государства. Ну, а мнением цыган или их потенциальных соседей никто и никогда не интересовался.
В результате три квартиры стали натуральным общежитием. Одновременно там обитали тридцать – сорок человек. Состав этой разношерстной братии постоянно менялся – кто-то отправлялся в бесконечные цыганские кочевья, кто-то приезжал на их место, рождались дети, умирали старики… Районные органы внутренних дел и паспортная служба не успевали отслеживать всех перемен. Для очистки совести время от времени на эти квартиры, записанные как притоны, совершались налеты и рейды, собиравшие довольно неплохую добычу с точки зрения статистики РОВД.
С матренинским притоном боролись несколько последних лет. Правда, делали это спустя рукава, потому что маленькие зарплаты милицейских работников открывали широчайший простор для коррупции. На то, чтобы торговцы дурью окончательно потеряли совесть и страх, понадобилось всего три года. И не слишком-то экзотичной была сцена, когда какой-нибудь работник уголовного розыска или УБНОНа наслаждался свежими шашлыками в компании самых процветающих барыг матренинского притона, то и дело демонстрирующих свою приязнь к «удобным» стражам порядка.
И только последние три года наметились некоторые сдвиги в сторону улучшения обстановки. Сначала сменилось руководство Центрального
Совместная операция УБНОНа Москвы и ФСБ была одним из элементов плана «Ответный удар», недавно разработанного и запущенного в действие. План был обыкновенным и отличался только масштабностью – удары по наркоторговле наносились по всей территории Российской Федерации. За три месяца, в течение которого он шел, было задержано три с половиной тысячи крупных распространителей наркотиков, бессчетно – мелкой шушеры, конфисковано и уничтожено около десяти тонн самой разнообразной дури.
Под раздачу, конечно же, попал и двор на улице Софьи Матрениной. Здесь спецслужбы не спешили, рассчитывая нанести один удар, после которого от «костяка» этого притона останутся рожки да ножки.
Таджика привезли к дому Боженко. Манафаров выбрался из автомобиля, втянул голову в плечи, осматриваясь. Оперуполномоченный Решетников, толкая его кулаком в бок, проворчал:
– Чего стоим? Пошли уже!
Таджик шмыгнул носом и направился к подъезду. Через несколько шагов, с ним рядом топал уже не только Решетников, но и трое ребят из самых лихих и сноровистых в РОВД. Они должны были вламываться в квартиру первыми. Астахов предлагал своих людей в помощь, но Решетников ответил, что работать в такой ситуации предпочитает с теми, с кем уже успел пройти огонь, воду и медные трубы. Фээсбэшник не настаивал. Сработавшаяся группа, понимающая друг друга с полуслова, – это половина успеха. А вторая половина – знание местности, на которой предстоит работать оперативникам. И вот здесь-то люди старшего оперуполномоченного Решетникова имели явное преимущество.
Опера расположились по разные стороны от обшарпанной металлической двери. Манафаров остался на середине лестничной площадки, переминаясь с ноги на ногу. Решетников ткнул пальцем в дверь, как бы подталкивая таджика к действию. Манафаров скривился, воздел руки к небу, но наткнулся на суровый взгляд оперуполномоченного и нервно нажал на звонок.
Изнутри раздался шум, а потом хриплый голос спросил:
– Кого там черти несут?
– Брат, это я, Манафаров. Приехал, как договорились, надо забрать товар.
Громко, со скрежетом провернулся замок. Потом дверь приоткрылась – явно на цепочке. Таджик улыбнулся, открывая кривые, крупные зубы.
– Чего нетерпеливый такой? – спросили изнутри с характерным гортанным выговором. – Неужели завтра утром нельзя было?
– Да там просили люди, денег сказали привезут…
Манафаров взялся за ручку, потянул на себя дверь – и тут оперативники начали действовать.
Таджик получил сбоку внушительный пинок. Заорав что-то невразумительное, размахивая руками, он потерял равновесие и покатился вниз с лестницы – оперативник явно перестарался.