Кремлевский джентльмен и Одноклассники

Чубаха Игорь Викторович

Но летчик не успел принять пассажира.

– Прыгай! – проглотив подступающий к горлу хохот, крикнул Принц.

Потому что первый порыв ветра уже нагнул верхушки деревьев внизу. Скоро и здесь все решать будет ветер.

И тут же вертолет плавно, едва не задев полозьями верхнюю кромку колеса, сдвинулся от одной кабины к другой. Уже не сантиметр, а метр. Тамара не могла спуститься

по трапу вниз, там хохотал и строил гримасы потенциальный единоличный диктатор всей планеты Земля, и, уж как минимум, ее северных широт.

Тамара не хотела принимать и руку летчика. Тогда бы пришлось лезть внутрь машины. Она увернулась от затянутой в летную крагу руки. И сделала, как слышала от Леньки, который, помнится, соревновался в аквапарке за звание самого меткого бойца по обливанию из пластиковых бутылок. Встряхнув наполненную на четверть дождевой водой бутылку, окатила невозмутимого человека в вертолете по самые «не горюй». Больше всего пришлось под шлем и на очки. Так всегда бывает – не целишься, и точь в точь угадаешь.

Летчик выругался по – русски.

Летчик отпустил руку девушки, и Томка рыбкой, упершись ногами в перекладину лестницы, перелетела через своего кузена, и пошла в сальто назад наугад, слыша только голос другого своего кавалера:

– Здесь!

Как учил первый хореограф Большого Театра, лучше латиноамериканцев понимающий в сальса, RnB, Go-Go, латине, фламенко и акробатическом рок – н-ролле: «Когда идешь в сальто назад, не думай. Представь, куда придешь, и давай, кувыркайся. Для начала я тебе голосом команды подавать буду. Только без особых размышлений и подсчетов траектории. Шею свернешь, твои краповые береты меня пираньям скормят».

Принц не успел подхватить Тамару, но та довольно грамотно пришла на руки и, едва почувствовав под собой твердое, немедленно растянулась плашмя на тонком пластике, стараясь раскинуть руки как можно шире.

Стала сползать по крыше кабины, и почувствовала, как сильные руки подхватывают за пояс:

– Руку давай…

Пилот вертолета сдвинул летные очки на лоб, словно они запотели, и ему не разглядеть, как на стремительно уносящейся из под ног кабине колеса обозрения балансируют трое:

девушка и двое мужчин, один явно без сознания, другой явно не в себе.

А впрочем, почему не в себе? Пилот сильным движением ладони размазал по лицу слабо светящуюся влагу, невольно сглотнул ту, что угодила в рот. На вкус пресная вода, и это показалось смешным. Как и то, что кто-то, повиснув на трапе, запустил руку в кабину и трясет за ногу. Орет что-то, предостерегая. Кого предостерегая? Его? Филимонова? Прошедшего такую подготовку в школе космонавтов, что этим салагам и не снилось. Правда, в космосе не бывал, но это поправимо.

Пилот сдвинул шлем на затылок, и лондонский, пополам с облаками и туманом ветер прошелся по его упитанной физиономии. Погода в городе резко менялась. За атмосферным фронтом шел шквалистый ветер порывами. Ему ли, несостоявшемуся летчику – космонавту этого не знать?

– Филимонов!

– Ах вот оно что! – воскликнул летчик – космонавт Филимонов, как будто только сейчас понял нечто важное. И обернулся поглядеть, как под вертолетом внезапно и стремительно боком встает светящаяся, цветная карта города Лондона с темным извивом речки Темзы посредине.

Ну, здравствуй, космос, ты наконец, меня дождался…

Эпилог

(ЭПИЗОД УДАЛЕН СЕРГЕЕМ ВИХОРЕМ ПО ЦЕНЗУРНЫМ СООБРАЖЕНИЯМ)

P\S

Вы тоже обратили внимание? Вопрос, на который данный сюжет не дал ответа, касается Ленечки. Чей он сын?

Это и есть главная государственная тайна. И даже многие из тех, кто уверен, что знает ответ, заблуждаются.

В семье Папы женская половина считает, что мальчишка – незаконнорожденный отпрыск Отца. В семье Отца наоборот, убеждены, что Ленька – Папин сын. Когда жены встречаются, на эту тему не говорят.

Папу и Отца такое положение дел устраивает, на легендирование вопроса они потратили немало сил, и теперь тайна служит цементом их шаткому союзу.

Но, возможно, авторы откроют секрет в следующей книге.