Кремлевский синдром

Анисимов Андрей Юрьевич

— Вы с Фигманом два подонка. Думаешь, я не знаю, как вы начинали? Ничем не брезговали. Торговали шлюхами, наркотиками. Я еще тогда записала на пленку ваш разговор с Назимовым. Он в мой дом привозил эту дрянь из Душанбе. Могу прокрутить. Послушаешь, как вы торгуетесь.

Дроздецкий вскипел:

— Ты всегда была сукой. Можешь засунуть эту пленку себе в задницу. Теперь у нас другая страна.

— Я сука?! Это ты сучонок. Думаешь, у меня кроме этой пленки ничего нет?! У меня много чего есть. Я знаю, как вы уходите от налогов через Кипр. Как грабите конкурентов, подстраивая им банкротства. Как даете взятки судьям! Вы же обыкновенные воры.

— Дура, этого ты не докажешь. А докажешь, и у тебя все конфискуют. Ты

же моя жена, и у нас все общее.

— Я не дура. О налогах промолчу. Я сделаю проще. Я расскажу Тимофею, как ты сдал его брата и своего самого близкого друга Гену ментам. Тимофей крутой парень, он с тобой церемониться не будет. Он тебя размажет.

— Темка тебе не поверит.

— Не поверит?! Кретин. — Она выбежала из комнаты. Сергей слышал, как Зинаида хлопнула дверью спальни. Вернувшись, бросила ему в лицо листок. Сергей поднял его и начал читать. Это были его показания, те самые. Голос Дроздецкого задрожал:

— Откуда это у тебя?

— Купила. За штуку баксов мне их в прокуратуре наксерили с десяток. Не знаешь, как с людьми работать? У тебя научилась.

— Что ты хочешь?

По голосу мужа Зинаида поняла, что он сломлен:

— Отберешь у этой шлюхи квартиру. На твоих проституток я давно закрываю глаза. Ищешь на стороне грязи, пожалуйста. Но разрушать семейную крепость не позволю. И сына грабить не позволю. Он учится в Кембридже и будет ученым. Платят им немного, но зато он войдет в жизнь не мразью, вроде вас с Фигманом, а настоящим джентльменом. И нуждаться мой сын не будет. Я этого не допущу. Да и я на старости лет ходить с протянутой рукой не намерена.

— Отпусти меня, Зина. Я все тебе оставлю.

— Что ты мне оставишь?

— Свою долю в «Омега-Групп».

— Долю? — Она снова истерически расхохоталась. — Ты надеешься, что твой жиденок выдаст твою долю? Он не такой дурак. Он хоть и подонок, но куда умней тебя. Шлюхам квартиры не покупает и лишнюю копейку не истратит. Он даже жратву с банкетов домой привозит. А ты говоришь — долю.

— Он обещал…

— Все равно не отдаст, да и не нужна мне твоя доля. У меня есть муж, и становиться матерью-одиночкой я не желаю. Разговор окончен. Если через неделю ты не продашь квартиру и не вернешь семейные деньги, я позвоню Тимофею. А теперь пошел вон. Смотреть на тебя противно.

Дроздецкий встал и поплелся в свой кабинет. Он понимал, что Зинаида способна на все и ее словане пустые угрозы. Фирман прав — он вступил с ней в брак по расчету, и теперь пришло время расплачиваться по счетам.

* * *

Майор Борисевич видел в окно кабинета, как к Управлению подъехала машина и из нее вышла девочка и двое взрослых. Он узнал Валю Щербину и ее мать. Мужчину Николай Игнатьевич раньше не встречал. Он проверил пленку в магнитофоне, вставил в видеомагнитофон нужную кассету и зачем-то причесался.

За свою долгую практику следователь повидал разных людей. Среди них были и настоящие чудовища, вроде серийного убийцы Гурова. Бывали и примитивные рецидивисты, у которых действовал один инстинкт — ограбить и пропить. Проходили через него и бандиты с размахом, умеющие красиво пожить и пустить пыль в глаза. Иногда среди них попадались занятные субъекты, не лишенные своеобразного благородства. Некоторым подследственным он в душе даже симпатизировал. Но родителей, торговавших своим кровным дитятей, ему раньше встречать не доводилось. Борисевич не мог их понять, поскольку такое выходило за грань его разумения. Как можно отдать ребенка для разврата?! Будучи вполне нормальным мужчиной, Николай Игнатьевич и извращенцев понимал с трудом. Гомики и лесбиянки вызывали у него физическое отвращение, и он искренне удивлялся нравам, царящим в развитых европейских странах. Удивлялся, что там между ними официально регистрируют браки и еще устраивают гей-парады. Но то были взрослые люди. В конце концов,

если им так нравится, черт с ними. Но педофилы?! К ним Борисевич питал особую ярость. Он даже не пытался как-то осмыслить их порывы. С его точки зрения, это были опасные звери-выродки. Что-то вроде мутантов из фильмов ужаса. Будь его воля, педофилов Николай Игнатьевич расстреливал бы на месте. Причем мог это делать лично, и рука бы не дрогнула. А эти отдавали своих деток. Девочек, что спали в квартире-студии братьев Сумановых во время обыска, так же, как и их родителей, Борисевич уже допрашивал. Все они по разным причинам или боялись братьев-бандитов, или зависели от них.

Эксперты, проработавшие с изъятыми материалами, успели поделиться с Борисевичем своими соображениями. Так что общие контуры этого вида преступной деятельности братков-уголовников начинали проступать. Это был бизнес, основанный на низменных человеческих инстинктах, и состоял он из двух направлений. Первое — операто-ры снимали порнофильмы и Сумановы торговали видеокассетами. Второе — фотографы делали снимки того же содержания на цифровые камеры. Эти снимки шли на порностраничку в Интернет. Страничка была платной. Специалисты установили, что оплачивали любители детской клубнички свои виртуальные удовольствия карточками Омега-банка. Банк принадлежал к синдикату Омега-Групп, основной пакет акций которого находился в руках одного человека. Имя этого человека Яков Фирман. Связь братьев Сумановых с синдикатом Омега-Групп могла оказаться и случайной. Банкиры нередко обслуживают клиентов, не слишком вдаваясь в детали их бизнеса. Но также нередко банки финансируют проекты, в которых активно участвуют сами. Как обстоит дело в данном случае, Борисевичу предстояло проверить. Он приготовил для отправки факс коллегам в Москву, но выслать его решил после допроса Вали Щербины. Девочка пока оставалась единственным свидетелем гибели Кати Танцковой.

Успел следователь навести справки и о семье Вали. Отец их бросил. Ее мама вышла замуж вторично. Отчим, красивый мужик, моложе жены на три года, оказался пьяницей и тянул из жены деньги на выпивку. Галина Викторовна, так звали маму девочки, обожала второго мужа и материнскими обязанностями часто пренебрегала. Ради мужа она продала свою квартиру братьям Сумановым и отдала в их студию свою дочурку. Все это сейчас Борисевич прокручивал в голове.

Услышав стук в дверь, он сразу внутренне собрался, надел маску бесстрастного чиновника и разрешил войти. Валя остановилась на пороге. Чтобы проникнуть в кабинет, родителям пришлось ее подтолкнуть.

«Волнуется», — отметил про себя майор и указал посетителям на стулья. Валя присела на дальний стул, который стоял у двери.

— Нет, девочка, не сюда. Садись поближе, так нам разговаривать будет удобнее. — Валя нехотя перебралась поближе к письменному столу. Выдержав небольшую паузу, Николай Игнатьевич обратился сразу ко всем троим: — Итак, барышни, дамы и господа, будем говорить правду или смотреть кино? — При слове «кино» Валя покраснела до ушей. Галина Викторовна, наоборот, побледнела. Только отчим продолжал сидеть как ни в чем не бывало, с едва заметной улыбочкой на губах. Поскольку ответа не последовало, Борисевич сделал вывод: — Значит, кино. Но перед тем как начать просмотр, я бы хотел познакомиться с отчимом Вали, — и, кивнув мужчине, попросил: — Назовите себя, пожалуйста.

— Как назвать? — удивился тот.

— Имя, отчество, фамилия, год рождения.

— Лохницкий Степан Гаврилович. Одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года.

— Что вы хотите нам показать? — в голосе мадам Щербины послышалось нарастающее напряжение.

— Гадость хочу показать. Мне, постороннему человеку, смотреть было трудно. Не знаю, как сможет это выдержать родная мать? Но поскольку при нашей прошлой встрече Валя мне здесь так вдохновенно врала, я, чтобы не повторять спектакля, вынужден это сделать.