Кремниевый Моцарт

 Оба эпиграфа навевают одно и то же воспоминание.

 В 1998 году японские врачи обнаружили у профессора Варшавского сразу две злокачественных опухоли: в толстом кишечнике и в мочевом пузыре. Он отреагировал на тревожное известие в присущем ему стиле:

 - Естественно… Машина всегда начинает гнить с выхлопной трубы.

 Одна сердобольная дама из русской колонии, встретив его в те дни, вдруг запричитала:

 - Виктор Ильич! Вы только держитесь! Вы только держитесь, Виктор Ильич!..

 - Да как тут держаться?
– меланхолично отвечал Виктор Ильич.
–

 За словом в карман он никогда не лез.

 Опухоли успешно прооперировали. И позднее, в 2003-м, когда уже израильские врачи обнаружили у него неоперабельный рак легких, поначалу казалось, что он и в этот раз отделается шуточками, что и в этот раз пронесет…

 Увы. Современная медицина умеет многое, осваивает она уже и "запчасти" - но еще не все узлы способна заменить. Напасть, которая тридцать лет назад унесла жизнь замечательного писателя-фантаста, теперь забрала его сына. Рано или поздно человеческие знания победят эту напасть окончательно и бесповоротно - но пока мы можем о такой победе лишь помечтать.

 А еще - вспомнить…

 Лето 1988 года. Я - комиссар студенческого строительного отряда "Кварк". По совместительству - бригадир штукатурной бригады. У меня в подчинении пять бойциц и один боец - трудный подросток из детской комнаты милиции. Я расставляю бойциц по объектам, а на пару с подростком замешиваю и разношу цементный раствор. В перекур подросток смолит "Приму", а бойцицы предаются воспоминаниям о цивилизованной жизни и о завершившейся сессии.

 - А последний экзамен, - говорит одна, - я ленкиному папе сдавала.

 - А кто у Ленки папа?
– осведомляется трудный подросток.

 - Ой, - говорит Ленка, - да папа у меня вообще великий ученый! Доктор наук, профессор…

 - Ничего себе, - говорит подросток.
– А ты и не похожа на профессорскую дочку.

 - Ха!
– говорит Ленка.
– А ты думаешь, мой папа на профессора похож? Ему 55 лет, а у него ни одного седого волоса! Ты бы его видел!..

 Март 1989. Я простужаюсь. Жар такой, что общага, того гляди, возгорится. Ленка говорит:

 - Смоленский, собирайся, повезу тебя к своим. Маменька в Крыму, папеньку кормить надо, между вами двумя не разорваться.

 Едем. Папенька открывает дверь. Дочь докладывает обстановку. Великий ученый смотрит на меня, как на нечто неодушевленное.

 - Ты его водкой оботри, - советует он дочери.

 К вечеру совет оборачивается заметным улучшением. Для закрепления эффекта хозяин дома приносит мне рюмку с чем-то весьма ароматным. О себе не забывает тоже. Мы чокаемся и выпиваем.

 - А что это такое?
– наивно интересуюсь я, привыкший к простым студенческим напиткам.

 - Как что?
– удивляется он.
– Это же коньяк!

 - А-а…

 Через пару дней он вдруг спрашивает:

 - Скажи, Вадик, а как твоя фамилия?

 Я и не ожидал, что случайное географическое созвучие так его вдруг воодушевит.

 - Слушай, - говорит он дочери.
– А чего вы всё в общаге, да в общаге? Там ведь бардак,

 В июне сыграли свадьбу. Отец невесты был в ударе. Он балагурил, тостовал, кричал "горько" родителям жениха, с удалью выполнял ответное пожелание родителям невесты, а после стройотрядовских поздравлений сложил речевку:

 Друзья, расходясь, выражали мне свои восторги:

 - Ну, Смоленский, и тесть у тебя теперь! Ну, Смоленский, ты и тестя отхватил!

 Мне даже было несколько обидно. Я ведь на Ленке женился, а не на нем…

 Бабушку моей молодой жены звали Луэлла Александровна. Родственники и друзья называли ее "Люля". Мне тоже было пожаловано право называть ее так - в порядке подарка ко дню рождения. Тогда ей было семьдесят девять.

 "10 февраля 1910 г.", - было написано в люлином паспорте. И дальше:

 "Чикаго, США".

 Ее отец, Александр Михайлович Краснощеков, член РСДРП с 1896 года, попал в Америку как политэмигрант. Там он сперва работал портным и маляром, затем окончил Чикагский университет и стал весьма успешным адвокатом. Когда дочери исполнилось семь лет, новости из России позвали его назад. Он добрался до Владивостока, возглавил Дальсовнарком, провел всю гражданскую войну то в боях, то в бегах, то в тюрьмах; в 1920 году занял должность председателя правительства буферной Дальневосточной республики, а через год с небольшим был переведен в Москву для налаживания новой банковской системы и вообще финансов. Вождь мирового пролетариата, покуда был жив, ценил энергичного и знающего работника и всячески ограждал от нападок.

 В Москве Краснощеков встретил Лилю Юрьевну Брик. Знакомство, быстро переросшее в роман, имело два последствия: во-первых, сильнейший кризис в отношениях Лили с Маяковским, а во-вторых, отъезд жены Краснощекова Гертруды обратно в США. Шестилетний сын уехал вместе с матерью; дочь выразила желание остаться с отцом. Когда же в сентябре 1923 года отца арестовали по обвинению в "злоупотреблении властью" и посадили в Лефортово, Лиля Юрьевна взяла девочку к себе. Через год Краснощекова выпустили, но он еще долго поправлял подорванное тюрьмой здоровье в больницах и санаториях. Так юная Луэлла провела несколько лет внутри знаменитой семьи Маяковского-Бриков, споры о которой не утихают по сей день.

 Отец ее тем временем попадал во все большую опалу. Последние годы он занимался "новыми лубяными культурами", добиваясь повышения урожаев конопли и кендыря. Заканчивается его биография, как у тысяч других - расстрелян в тридцать седьмом, реабилитирован в пятьдесят шестом. Где находится могила, дочь узнала лишь в девяностые годы, незадолго до смерти.

 А в двадцать лет она вышла замуж за Илью Варшавского, выпускника ленинградской мореходки, который лихо отбил ее у Льва Кассиля. В 1933 году у них родился сын Виктор.