Кренер
Шрифт:
'Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин от порождений бездны, опечалены!
Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.
Доброе имя нашего края пятнают акты насилия, рисуя народу Пограничья личину кровожадного зверя, не чтущего законов гостеприимства.
Посему, всем стражам и патрульным отныне приказываю избегать кровопролития. Оружие применять только в крайнем случае.
Нарушителей по мелким провинностям поучать добрым словом. За нарушение порядка взымать штраф, а если виновный платить откажется, то направлять его в долговую тюрьму для исправительных работ.
При всяком убийстве во время исполнения службы командирам писать пояснительные письма и передавать в канцелярию.'
— Поняли, обалдуи? Из-за того, что вы контрабандистов режете, а не штрафуете, у нас торговля хиреет и казна пустеет. Поэтому, если еще кого-нибудь прикончите, мне придется письмо в канцелярию писать.
Писать сержант очень не любил. Ему проще пол дня орать на подчиненных или бить их по мордам, чем написать одну страницу.
— А если письмо им не понравиться, то жалование порежут и мне и вам. Понятно, дуболомы?
— Оно то понятно — пробурчал Юп. — Но скажи, командир, если поймаем перебежчика с запретными артефактами за перевалом, то что с ним делать то? Денег у них ни шиша не бывает. Штраф не возьмешь! Что нам этих кряховых выродков до тюрьмы конвоировать? Может их еще и кормить по дороге?
— Ты дураком не прикидывайся! Если кого одного за за перевалом поймаем, то можно и в расход пустить. Никто о нем не узнает. А если целая шайка попадется, или торговцы рядом идти будут, то придется конвоировать. И блюсти при этом все требования гуманности!
Тут уже заворчал весь отряд. Никто не хотел вести пленных контрабандистов через горы. Те постоянно будут пытаться сбежать. Могут и подрезать кого из конвоиров или порчу навести, если какой-нибудь артефакт припрячут.
— Тихо, растопчи вас крях! Сейчас идем в казарму. Ярго, получишь у интенданта пайки на неделю. Остальным собраться. Пойдем в дозор к Мокрому ущелью. Там похоже огнелюбы новую дорожку натоптали.
Ярго, низенький сбитый ветеран с седыми усиками, кивнул и отправился за довольствием. Он был доверенным сержанта по всем материальным вопросам. У интенданта ему не втюхают плохие продукты или обмундирование.
Ярго знает, какую часть пайка можно продать, чтобы и на кормежку хватило и сержанту денежка сверх жалования перепала. Себе он тоже долю оставлял по чину. Если сержанту за месяц могло прилипнуть к рукам пять или шесть серебряных монет, то себе Ярго оставит одну или две.
При этом ветеран был честным человеком. Он жил по законам, которые никто не писал, но все патрульные их знали. Из того что выдавалось казной на содержание службы часть оставлял у себя бригадир патрульной службы, часть — интендант, и часть прибирали к рукам сержанты.
Если у контрабандистов конфисковали товары, то они также не все передавались в казну. Часть оставляли себе рядовые патрульные, которые поймали нарушителя. Часть брал себе сержант. Остальное сдавалось интенданту по описи. Но в опись тоже включали не все, чтобы
Через Ярго проходило все, что интендант выдавал отряду и все, что отряд сдавал интенданту. Патрульные его уважали, так как он всегда придерживался неписанных правил о честном дележе.
Но ценили усатого ветерана не только за это. У него был нюх на контрабанду. В прошлом охотник, он чуял, где спрятан запретный товар или артефакт, как раньше чувствовал, где прячется зверь или где под прелыми листьями вырос белый гриб. Без его таланта отряд не поймал бы и половины нарушителей.
Утром патрульные собирались рядом с караулкой у городских ворот. В казарме постоянно жил только Юп. Остальные давно обзавелись семьями и своими домами. Но за каждым в казарме были закреплены койка и сундук.
Идти до казармы было пару переулков, но уже за первым перекрестком отряд наткнулся на препятствие.
Посреди дороги в пыли катались два огнелюба. Похоже они удачно поторговали вчера, а потом это хорошо отметили. Они были в стельку пьяные и пытались драться. Но в их схватке явно побеждал алкоголь. Двигались они вяло, ругались неразборчиво. На одном из них был хороший костюм и шляпа, которую он каким-то чудом еще не потерял.
Второй был одет явно похуже, но на поясе у него висел меч, который мог стоить трех костюмов его противника. Похоже, что торговец подрался с наемником из охраны.
В трезвом поединке у торговца не было бы шансов, но выпитое уравняло дерущихся. Оба пускали слюни, мычали и пытались нащупать противника. Наконец торговец наткнулся на правый сапог своего врага. Вероятно решив, что нашел шею, он начал активно этот сапог душить.
Наемник неожиданно вспомнил, что вооружен, потянул меч из ножен и рубанул крест накрест. Первым ударом он сбил с торговца шляпу, а вторым разрубил ее в полете на две части.
После этого подвига он прокричал: «Смерть жадным собакам» и неожиданно захрапел. Валетом к нему уснул и его горе противник, умостившись щекой на недодушенный сапог, как на подушку. Алкоголь победил окончательно.
Отряд прошел бы мимо, не обращая внимания. Возиться с пьяными не их забота. На то есть городская стража.
Только вот одно но… Из разрубленной шляпы разлетелись широким роем пепельно-серые бабочки. Под лучами утреннего солнца они вспыхивали багровыми искрами и осыпались щепотками золы.
— Придави меня кряхово вымя! Это же огневая моль! — Удивился сержант. — А ну, парни, вяжите их и тащите к капитану на допрос.
— И проверьте у них карманы. Может найдете что покруче огневки.
Огневая моль или попросту огневка относилась к запрещенным артефактам. Штука эта кажется почти безобидной, но на самом деле она дьявольски опасна. Этот сероватый мотылек может за одну ночь отложить две тысячи яиц. И из каждого яйца за неделю вырастет такой же мотылек.
А пока личинка будет расти, она будет есть. Но если обычная моль любит шерстяные вещи, то огневка любит все, что только можно грызть: от фруктов до древесины. Если оставить в пустом деревянном доме несколько таких бабочек, то через пару месяцев они со своим потомством превратят его в труху.