Крепкие орешки
Шрифт:
– - Второй этаж, крайнее левое окно, -- бросил, не оборачиваясь, старший боец -- стальная башня, укрытая доспехами до бровей.
– - Я давлю, ты бьешь из подствольника! Готов?
– - Угу, -- немногословно кивнул второй номер.
Все это происходило в глубине комнаты, за наваленным кирпичным бруствером. Старший скользнул вдоль стены к амбразуре и, не выставляя наружу даже кончика ствола, коротко нажал на спуск. Очередь! Вторая! Третья! Хочет того засевший напротив бандит или нет, прицельный колючий огонь заставил его занервничать, ответные пули дуриком сыпанули вокруг амбразуры, и второй боец получил необходимое для наводки гранатомета время. С характерным полусвистом-полухлопком сработал ГП-25, и из намеченного мишенью окна рвануло дымом и пылью. Ребята немедленно укрылись, и вовремя: ожесточенно захлопал станковый пулемет
Удар! Было даже удивительно, откуда в расстрелянной комнате уцелело столько штукатурки: так много ее посыпалось сверху. Еще удар! Стреляли из противотанковых гранатометов, и бародинамические удары, казалось, выколачивали мозги из головы прямо через уши. На секунду я оглох, но уже в следующий момент все звуки перекрыл знакомый рев зенитной установки. Там, где находился пулеметный расчет духов, вспухал непроницаемый клуб дыма и пыли, пронизанный ржаво-красными вспышками разрывов...
Лирическое отступление 5
Моджахеды-пулеметчики, слов нет, свое дело знали неплохо -- мне совсем не стыдно признать за противником мастерство, если оно есть. Во внутренней поперечной перегородке, расположенной перпендикулярно капитальной стене, бандиты пробили очень небольшую -- диаметром с чайное блюдце -- амбразуру, а позади нее на конторском столе установили станковый пулемет ПКМС, стрелявший поверх подоконника капитальной стены. Таким образом, пулеметчики убивали двух зайцев: их защищали две стены -- внешняя капитальная и внутренняя разделительная -- и маскировалось их местоположение, т. к. огонь велся из глубины помещения, из тени. Поэтому-то оказался безрезультатным обстрел этой точки из АГС-17 и подствольных гранатометов: влетая в комнату через окно, они рвались внутри, не в силах пробить внутреннюю перегородку, т. к. фугасное действие ствольных гранат ВОГ-17 и ВОГ-25 невелико, а бронебойное вообще равно нулю.
И все же мы их сделали, не мытьем, так катаньем. В темпе заменив на зенитке ствол и пару деталей затвора, ребята врезали по пулемету прямой наводкой. Снабженная оптикой пушка не уступает в точности снайперской винтовке, а что касается пробивного действия, то бронебойный снаряд БЗТ преграду в один кирпич просто игнорирует. Абреков искрошило вместе с пулеметом. Судя по тому, сколько мы потом выгребли оттуда снаряженных, готовых к стрельбе пулеметных лент, мюриды собирались вколотить в каждого из нас по полпуда свинца. Погорячились... ... Ладно. Делу -- время, потехе -час. Тем же маршрутом я затрусил обратно. Мать честная! Видимо, оттого, что я более-менее успокоился, я на этот раз замечал по дороге гораздо больше деталей. Плац был просто засыпан тускло-блестящими алюминиевыми стабилизаторами осколочных гранат ПГ-9. Между ними там и сям валялись искореженные хвостовики бронебойных гранат от того же гранатомета, обломки гранат ПГ-7 и неразорвавшиеся выстрелы от подствольников. Два железобетонных блокгауза на крышах высоченных двухэтажных гаражей -- огневые позиции АГС-17 -- выглядели так, будто их долго и с наслаждением пинали, хотя и без особого успеха. Листы жести и толя, прикрывавшие их сверху от непогоды, топорщились лохмотьями, сложенные из блоков-бордюрин стены были испещрены ожогами разрывов. Внутри блокгаузов кровью было залито все, от оружия до мундиров. И тем не менее обе огневых жили, короткими жестокими очередями затыкая глотки бандитам. Я выглянул из-за угла гаража проверить, куда бьет второй блокгауз -- ему пришлось, судя по всему, хуже всего. Хлопцы методично расстреливали заводскую проходную и жестяной забор слева от нее, откуда перемигивались вспышками выстрелов бандиты. Очередь! Проходную затянуло дымом. В следующую секунду реактивная граната врезалась в стену где-то довольно близко от меня, потому что от ушей не осталось ничего, кроме звона, а перед глазами заплясали белые мухи. Падать было поздно: все осколки уже пролетели и, похоже, мимо.
Вытряхнув звон из ушей, я коротким броском достиг минометной огневой. Там жизнь била ключом; на
Наверху лязгала зенитка, сшибая кирпичи и душманов то с гаража, то с ангарного цеха, а в бочкообразных минометных окопах звонко ухали "русские Стоксы"*. Артиллеристы орудовали на огневой, как черти, с той особой лихостью, которая дается только в награду за мастерство и верность Правому Делу; это -- сплав умения, отваги и готовности к смерти, древняя славянская боевая ярость, что медленно разгорается, но, разгоревшись, сметает врага в преисподнюю волной ледяного голубого пламени. Я был там, я видел это, и, черт побери, я знаю, что говорю.
– - Как оно?
– - Нормально, товарищ капитан!
– - На Косте Суранове красовался бронежилет внакидку на голый торс, в зубах -- сигаретка.
– - Малышу вот ногу прострелили, но ничего, несильно!
– - Лады, мужики! Наша ломит! Век свободы не видать, мы их сегодня уделаем, как Бог черепаху!
– - рявкнул я, доставая бинокль и устраиваясь на бруствере. Бойцы проорали в ответ что-то нестройное, но восторженное, и мы в три ствола начали рассаживать заводоуправление и "Красный молот". Спустя какое-то время я краем глаза (смотрел-то в основном в бинокль) заметил движение слева. Очередной разрыв вражеской гранаты -- и в траншею свалился, волоча за собой ящик с минами, заряжающий второго расчета. Выглядел он вполне нормальным, только слегка ошалевшим. Крышка ящика сорвана, заряд основной, взрыватель -- на фугас, огонь!
– - За комбата, сволочи! За Сову! Получайте!
– - ревел боец, с предельной скоростью швыряя в ненасытное дуло мину за миной.
Из-под перекрытия траншеи вдруг мячиком выкатился плотный рыжий ефрейтор, санинструктор батареи Юра Перфильев. Правой рукой, как клещами, он молча вцепился в плечо заряжающего, а левой резко что-то дернул -- и в ладони у него оказался черный осколок гранаты, размером с бритвенное лезвие и почти такой же острый, пробивший солдату бронежилет между титановыми пластинами и на излете воткнувшийся в ребро. Парень в горячке боя даже не заметил этой раны. Так вы думаете, он ушел в санчасть? Черта с два: Перфильев зашпаклевал ему рану, и миномет снова загрохотал на всю катушку.
Лирическое отступление 6
... Вот вам, господа, и очкарик! Хотел бы я посмотреть на бойца, которому пришла бы в голову неумная мысль обидеть невысокого, флегматичного очкарика -- Юру Перфильева. Хладнокровию и профессионализму этого простого солдата срочной службы мог бы позавидовать бывалый фельдшер "скорой помощи". Незадолго до описываемой свистопляски я, с проста ума, подъехал к начальнику батальонного медпункта, чемпиону мира, чемпиону Олимпийских игр по велоспорту, капитану медслужбы Евгению Колечицкому с предложением: провести с санинструкторами подразделений цикл занятий по оказанию первой помощи при огнестрельных и рваных (осколочных) ранениях и переломах. Женя только почесал бороду:
– - Митрич, кто бы суетился! Твоего Перфильева учить -- только портить. Ему пора хирургическим медбратом работать, а он у тебя на санинструктора разменивается. ... А потом ссыпался в минометную "бочку" ефрейтор Корниенко, разведчик-наблюдатель из отделения артиллерийской разведки и самый меткий стрелок-автоматчик в батарее, из тех полусказочных ребят, что пулей бекаса на взлете валят (кроме шуток, у нас есть и такие). Левая ладонь его превратилась в карикатурную лягушачью лапу: нелепый лохматый пятиугольник, сочащийся густой кровью и матово белеющий оголенными костями. Недурное зрелище для кого угодно! Юра поправил на носу очки, критически осмотрел это кровавое месиво, руками развернул голову Корниенко к стене окопа и принялся за дело: