Крепость королей. Проклятие
Шрифт:
– Это ваше имя…
– Молчи, Ганс! – Эрфенштайн выпрямился во весь свой рост и строго взглянул на старого противника. – Я велел вывести тебя сюда, чтобы ты узнал о нашем решении. Насколько тебе известно, граф предлагал казнить тебя в Шпейере, другим в назидание. Но я не согласился.
Он выдержал паузу. А когда продолжил, голос его звучал жестко и угрожающе:
– Вот что, Вертинген. Ты грабил моих крестьян, убивал моих людей и угрожал моей дочери. Но когда-то ты был рыцарем, поэтому и умереть должен, как подобает рыцарю. Пусть ты этого и не заслуживаешь. Завтра на рассвете мы скрестим мечи,
По толпе пробежал ропот, некоторые из ландскнехтов в изумлении качали головами. Отец Тристан тоже нахмурился.
– Поверить не могу, что юный Шарфенек на это согласился, – пробормотал он. – Казнив Вертингена в Шпейере, граф прославился бы на всю округу. Я вообще думал, его только это и заботит, а не какая-то там жалкая добыча.
– А зачем Эрфенштайну в это ввязываться? – изумленно спросил Матис. – Зачем рисковать жизнью, когда все давно решилось?
Отец Тристан вздохнул:
– Боюсь, тебе этого не понять, Матис. Филипп фон Эрфенштайн принадлежит к другому времени. Для него этот поединок – дань памяти битве при Гингате. Он, гордый рыцарь, не желает мириться с ролью нищего наместника в подчинении у какого-то дворянина. Если он победит, то его честь будет восстановлена.
– А если проиграет?
Отец Тристан пожал плечами:
– Он не проиграет, поверь. Вертинген ранен. Кроме того, несмотря на свой рост, он слабее Эрфенштайна. Насколько я знаю, когда они сходились на турнирах, наместник всякий раз выходил победителем.
Ганс фон Вертинген выслушал приговор с гордо поднятой головой. Но после смиренно потупил взор.
– Благодарю, Филипп, – проговорил он, и голос его чуть дрогнул. – Я тебя не разочарую. Покажем хороший бой. – неожиданно губы его растянулись в ухмылке: – А если я выиграю?..
– В таком случае курфюрст объявит тебя вне закона, – бесстрастно ответил Эрфенштайн. – Я дам тебе полдня времени, затем начнется охота. – Он оглянулся на ландскнехтов: – А теперь уберите его с глаз долой, пока я не передумал.
Когда стражники увели пленного, Матису снова стало дурно. Он опустился на свое ложе и закрыл глаза. В следующее мгновение его уже сморил сон. Но даже сновидениям его аккомпанировали смех и песни солдатни.
Вдали гремели раскаты грома.
Небо прочертила первая молния, следом прогремел гром. Агнес вздрогнула и с беспокойством посмотрела в вечернее небо. Но тучи были еще далеко. Скорее всего, они сместятся на восток, минуя Трифельс. Девушка нерешительно двинулась дальше, углубляясь в лес. Должно быть, непогода бушует сейчас как раз над Рамбургом… Как там, интересно, отец с Матисом? По слухам, парень хоть и жив, но серьезно ранен… Больше всего Агнес хотелось отправиться с отцом Тристаном в лагерь. Но старый монах ясно дал ей понять, что Эрфенштайн не потерпит там ее присутствия. Поэтому девушка осталась дома и все это время размышляла над тем, что мог утаить от нее монах в ту ночь, в библиотеке. Теперь она пришла к твердому убеждению, что старый капеллан с кем-то тогда встречался.
Вот только с кем? И для чего? И почему отправился потом в библиотеку?
Чтобы хоть как-то отвлечься, она уже несколько дней занималась приготовлением
Сегодня, в день святого Алексия, по крестьянским календарям советовали собирать сердечник, и в первую очередь собачью мяту. Лишь при растущей луне синие лепестки проявляли свои целебные свойства. Поэтому Агнес закинула на плечо кожаный мешок и отправилась в лес. Она знала, где искать неприметную собачью мяту. Похожая на плющ трава лучше всего приживалась среди берез, на болотистых полянах в долинах Квайха.
Узкая тропинка спускалась по крутому склону в долину. Прислушиваясь к отдаленным раскатам грома, Агнес невольно вспомнила о Маргарете и о том, как та с ними поступила. Агнес так и не выяснила, намеренно ли предала их служанка или же без всякого на то умысла. Теперь это не имело никакого значения. После того случая Маргарета больше не появлялась в крепости. Скорее всего, она страшилась расправы, которую мог учинить над ней наместник, и теперь начала все сначала в каком-нибудь из уголков Пфальца. А может, даже отправилась в Кельн, далекий и богатый город, о котором грезила еще весной и где у нее жила кузина…
Поначалу после исчезновения Маргареты Агнес даже взгрустнулось – все-таки она знала служанку с самого детства. Хотя эта глупая, болтливая девушка никогда ей особо не нравилась. Маргарета всегда ей завидовала. Агнес надеялась, что теперь она наконец найдет себе богатого мужа, о котором так мечтала.
За размышлениями девушка дошла до болотистых лугов Квайха. Непогода обошла стороной. В свете луны между березами проглядывали синие цветки собачьей мяты. Агнес наклонилась и принялась срезать их у самого корня и складывать в мешок.
Неожиданно до нее донесся какой-то звон. Она огляделась и вскоре поняла, что кто-то действительно перебирал струны. Звук повторился, потом еще раз и в конце концов тихой мелодией разлился над рекой. Охваченная любопытством, Агнес вскинула сумку на плечо и двинулась в поисках источника звука. В скором времени она вышла к изгибу реки: над водой с поросшего мхом берега низко склонилась одинокая ива.
Под ивой сидел, перебирая струны, Мельхиор фон Таннинген.
Менестрель играл старинную мелодию, от которой на душе становилось легко и в то же время тоскливо. Вероятно, Мельхиор уже возвращался из Рамбурга.
Агнес просияла. Она очень надеялась, что бард сможет рассказать ей о ранах Матиса. Кроме того, редкие встречи с ним вносили в ее жизнь приятное разнообразие.
Некоторое время она лишь молча слушала. И только когда мелодия стихла, вышла из-за берез. Заслышав шаги, Мельхиор одним слитным движением отложил лютню и обнажил шпагу. Но потом узнал Агнес, и черты его расслабились.
– Благородная сударыня, – с улыбкой проговорил менестрель и спрятал клинок в ножны. – Какая приятная неожиданность! Разве вам не положено находиться в этот час в постели?