Крепость над бездной
Шрифт:
Во-вторых, когда Эмма помогла мне принять нужное положение и я увидел, что вот-вот грохнусь прямиком в разинутую пасть разлома, то подумал, что следовало что-то предпринять, чтобы угодить не прямо в него, а брякнуться на землю неподалеку.
Про то, чтобы остаться после этого хотя бы живым, не говоря уж про невредимым, вообще молчу. Грохнувшись с высоты двадцати майнов, сделать это было крайне затруднительно. Ну а мимолетную мысль о том, что я первым среди магов оказался в такой близости от настоящего разлома, да еще и нестандартного, я вообще отогнал, как несущественную.
Тем не менее кое-что
В частности, я обнаружил, что верхушка разлома и впрямь напоминает то ли жерло вулкана, а то ли раскрывшийся цветок, из недр которого непрерывно извергалась уже знакомая мне пепельноподобная «лава».
Во-вторых, как и говорил когда-то лаир Дорхи, вся эта нескончаемая толпа «нематов» сначала тугой струей била вертикально вверх, а потом разбивалась на сотни отдельных ручейков и практически сразу устремлялась обратно, к земле, тогда как разлом прямо у меня на глазах вдруг начал «худеть», ужиматься, как стремительно опорожняющаяся коробка с семенами, и все больше начинал походить не на туго налитое яблоко, а на едва распустившуюся лилию. С той лишь разницей, что от разлома не воняло.
Лепестки у него, кстати, тоже имелись. И тоже, как у лилии, были раскрыты наружу, служа для менее прытких, не успевших взлететь дайнов этаким трамплином, с которого твари разлетались… вернее, правильнее было бы сказать, растекались в разные стороны.
Сколько таких «трамплинов» было конкретно у этого разлома, затрудняюсь ответить — с моей стороны было видно только четыре. А вот насчет количества тварей даже предполагать не берусь, поскольку, пока они находились в нематериальном состоянии, подсчитать их число было нереально.
Также я понял, что края разлома являлись ничем иным, как обрывками ткани нашего мира. Его наружной оболочкой, прорванной или прогрызенной огромной массой накопившихся в потустороннем мире тварей и вывернувшейся внутрь, словно края свежей раны. А там, между лепестками, зияла беспросветная, источающая дичайший, практически непереносимый холод чернота уже знакомого мне промежуточного. И исходило ощущение настолько явной угрозы, что мне почему-то сразу вспомнились пожиратели.
Не знаю, как бы повернулось дело, если бы я в тот момент замешкался, задумался или просто упустил время, но в тот самый момент, когда я пролетал мимо одного из лепестков, меня словно толкнуло что-то. А может, просто инстинкт сработал, заставив хотя бы за что-то уцепиться. Поэтому я без раздумий ухватил его за край, а затем дернул на себя в надежде обрести хоть какую-то опору. После чего накрылся им с головой, непроизвольно от рывка крутанулся и каким-то чудом намотал его на себя, словно край толстого одеяла.
Особых усилий это не потребовало — пространство вокруг разлома оказалось настолько искажено, деформировано, изломано и истончено, что теперь его можно было ощутить под пальцами
Очень интересное свойство, кстати, но думать об этом я буду после. А сейчас я просто рванул лепесток на себя в надежде, что это притормозит падение и хоть как-то защитит меня от вьющихся вокруг дайнов. Услышав характерный треск, мимолетно подумал, что тем самым я, наверное, навредил защитникам крепости, ибо из-за меня размеры разрыва увеличатся и, соответственно, поток «нематов» в наш мир резко возрастет. Но изменить что-либо уже не успел — я по-прежнему падал, хоть и гораздо медленнее, чем поначалу. И что самое важное, дайны, хоть и кружили вокруг огромными толпами, сквозь стремительно наматывающийся на меня лепесток прорваться так и не смогли. Все-таки не хухры-мухры — я порвал не что иное, как границу нашего мира. Да, первоначальный надрыв был сделан не мной, но в такой ситуации главное начать, и дайны прекрасно это сделали за меня.
Падение, как я и ожидал, получилось довольно коротким, а приземление еще и чертовски жестким. Я шмякнулся с высоты почти двадцати майнов, словно мешок с дерьмом, успев по пути и выругаться, и помолиться, и мысленно попрощаться с теми, кто был мне дорог.
К счастью, благодаря шлему, найниитовой броне и созданной мною многослойной «подушке» оно оказалось не настолько страшным, как можно было бы ожидать. По крайней мере, я, хоть из меня и вышибло ненадолго дух, по-прежнему был жив, здоров, ничего себе не сломал и не лишился ни единой части тела. Тугой кокон уберег меня от серьезных травм, а его концы Эмма, правильно сориентировавшись, оперативно запечатала стянутым с остального тела найниитом.
Вот только я не учел одного — теперь, когда я оказался на земле, дайнов вокруг стало еще больше, причем и «нематов», и особенно «матов», успевших сожрать немалую часть некогда имевшейся здесь растительности. Благодаря им я, когда упал, не напоролся ни на острые ветки, ни на кусты, однако из-за высокой плотности кокона почти ничего не видел, совершенно не ориентировался пространстве, не знал, в какую сторону ползти, а также почти утратил способность двигаться, ибо намотал на себя слишком много слоев. А они, хоть и материальные лишь частично, оказались на редкость неудобной и к тому же адски тяжелой ношей.
Наконец сквозь шум в ушах я сумел различить стрекот вертолетных винтов и звуки выстрелов, свидетельствующих о том, что где-то неподалеку уже вовсю работают многочисленные пулеметы и автоматические турели. А это означало, что даже если я и выберусь сейчас из своего кокона, то меня или сожрут, или свои же подстрелят, так что дергаться было чревато.
«Черт, — подумал я, осознав, что попал из огня да в полымя. — Эмма, какие у нас перспективы?»
«Анализ данных показывает, что в настоящий момент наилучшим для тебя вариантом будет оставаться на месте», — почти сразу отозвалась подруга.