Крепость в Лихолесье
Шрифт:
Гэдж молчал, все слова куда-то пропали — разом высыпались из головы, как песок из дырявого ведра. Но, кажется, его молчание было выразительнее любых слов.
— У нас не так много знающих в лекарском деле людей и орков, чтобы ими разбрасываться, — спокойно пояснил дознаватель. — Гарбра и старейшины твоего племени просили за тебя. Что ж, не вижу препятствий для того, чтобы не выполнить их просьбу. — Он повернул голову и что-то негромко сказал стражам, стоявшим у дверей. Орки на минуту вышли — и тут же вернулись снова, втолкнув в тесную каморку какого-то испуганного
— Как тебя зовут? — спросил дознаватель.
Пленник совсем скукожился под его взглядом. Голос плохо ему повиновался:
— Эр-р… Эор… Эорлим.
Мёрд услужливо подсунул дознавателю какой-то список. Тот взглянул на бумагу мельком.
— Ты, значит, из кузнечных подмастерьев?
— Д-да…
— Что ты делал возле лекарской?
Эорлим всхлипнул:
— Ни… ничего…
— Крутился там поблизости, господин, вынюхивал чего-то, — с готовностью пояснил один из орков. — Пытался спрятаться за бочкой с водой. Подозрительный тип!
«Подозрительный тип» уныло понурился. Его трясло мелкой дрожью, зубы так клацали, что слова превращались в невнятное, рывками выдавливающееся из побледневших губ бормотание:
— Я не п-прятался… я только хотел… Мне н-нужен был лекарь! Мне с-сказали, что Шарки вернулся, и я тотчас пошел… Д-думал его увидеть…
— Зачем?
— Да вот зачем! — визгливо заорал доведенный до отчаяния Эорлим и сунул под нос назгулу вспухший палец на левой руке. — Заноза у меня… нарывает! Палец мозжит, силушки никакой нет!
Дознаватель оставался невозмутим, как скала, маска его по-прежнему смотрела холодно и бесстрастно. Но Гэджу казалось, что он едва удерживается от того, чтобы не расхохотаться несчастному Эорлиму в лицо.
— Посмотри, что у него с пальцем, — велел он Гэджу.
Гэдж смотрел: кисть пленника казалась раздувшейся, как перчатка, на распухшем, принявшем нездоровый синеватый оттенок пальце зияла воспаленная ранка. Судя по посиневшему кончику фаланги и глянцевито лоснящейся, словно бы туго натянутой коже, дело пахло не просто застрявшей занозой.
— Почему раньше не приходил? — спросил он хрипло. — Воспаление явно не вчера началось.
— Шарки не было, потому и не приходил, — сердито буркнул Эорлим. «Не к тебе же было идти, орк», — выразительно говорил его взгляд.
Дознаватель посмотрел на Гэджа:
— Сможешь спасти ему руку?
— Я… попытаюсь, — сказал Гэдж. — Надо вскрыть гнойник.
— Попытайся, — сказал дознаватель. — От безруких кузнецов… как и от безруких лекарей толку, как правило, немного. — Он достал откуда-то из складок своего одеяния тускло поблескивающий медный ключ и положил его на стол перед Гэджем: — Это ключ от лекарской. Возьми… и знай — он будет твоим. Если…
В груди Гэджа что-то тоненько ёкнуло. Если — что?
— Если я заслужу? — спросил он тихо.
Назгул не ответил. Гэджу казалось, что он беззвучно ухмыляется —
***
— Он здесь, — сказал Радагаст, едва Гэндальф и Келеборн спешились во дворе Росгобела. — В доме. Объявился… час назад.
— Один?
— Как перст. Вот на нем приехал, — Бурый маг кивнул на черного, рослого, породистых статей жеребца, который, расседланный и вычищенный, стоял в углу двора и жадно тянул воду из деревянного корыта.
— Занятная лошадка, — пробормотал Келеборн. — Наводит на размышления.
Радагаст наполовину озадаченно, наполовину испуганно морщил нос.
— Ну да. Кто-то из назгулов явно недосчитался своего скакуна…
— Он что-нибудь говорил?
— Сказал только, что ему подвернулся случай покинуть Крепость… Спрашивал насчёт своего орка. Мне показалось… — Радагаст как будто смутился на секунду, — показалось, что он, э-э… в общем, немного не в себе.
— Тебе только сейчас это показалось? — проворчал Келеборн. Он сделал знак двум сопровождающим эльфам оставаться на месте и — вслед за Гэндальфом — поднялся на крыльцо.
Горница в доме Радагаста была залита ярким светом: солнечным лучам позволено было входить в распахнутые окна, как дорогим гостям — и они посверкивали на выпяченных боках глиняных горшков, пятная солнечными зайчиками противоположные стены, лежали золотистыми покрывалами на лавках, ковровой дорожкой расстилались по полу. Тем не менее Гэндальф услышал голос Сарумана прежде, чем увидел его самого — Белый маг явно предпочитал скрываться в полумраке и держаться в тени, слишком привык не отсвечивать в последнее время:
— …боюсь, другого выхода нет. По совести говоря, я не смею настаивать на своей просьбе, но…
— Разве твоя совесть тебя когда-нибудь останавливала? — уныло прокаркал Гарх, сидевший на выступе печки. — Чтоб ему провалиться по ту сторону Арды, твоему пустоголовому орчонышу! — Он первым заметил входящего Гэндальфа; склонив голову к плечу, хрипло прокаркал: «Пр-риветствую!» — потом боком вспрыгнул на подоконник и, расправив крылья, исчез в открытом окне.
Белый маг стоял в закуте возле печи; опираясь локтем на печную полку, он перебинтовывал чистой тряпицей раздавленные пальцы на левой руке. Тут же, рядом, на лавке, лежал черный назгульский плащ, небрежно сброшенный и наполовину стекший на пол тяжелыми, заляпанными дорожной грязью складками.
Гэндальф порывисто шагнул на середину горницы.
— Ну, здравствуй, Саруман… Рад видеть тебя в добром здравии.
Белый маг наконец повернул голову навстречу вошедшим. Лицо его по-прежнему оставалось в полутьме, но казалось расслабленным и спокойным, лишь в темных глазах еще посверкивали отблески недавней битвы.
— Привет и тебе, Серый. Вижу, я врасплох тебя не застал.
— А хотел застать?
— Мелькнула такая мысль. Ты меня ждал?
— Обстоятельства заставляли… ждать. Хоть и не настолько быстро.