Крепость
Шрифт:
Борт миноносца «Стерегущий»
Мичман Севастьяненко показал себя не только лихим, но и достаточно грамотным командиром, да и команда подобралась ему под стать. Дело в том, что мичман недолго думая переговорил с адмиралом. Для этого ему пришлось изрядно набраться мужества, но Эссен отнесся к молодому человеку весьма доброжелательно. Выслушав идею своего протеже, он нашел ее достаточно интересной и, подумав немного, согласился с ней. В результате на миноносце, в условиях общей нехватки офицерского состава и малого звания командира, Севастьяненко оказался единственным офицером. Конечно, это было не по правилам, но, с другой стороны, разом снималось множество вопросов. К примеру, под началом мичмана не оказался какой-нибудь лейтенант, что могло привести к напряженности в отношениях между офицерами. Конечно, по пути к бухте Ллойда Севастьяненко
На должность механика был назначен опытный кондуктор-сверхсрочник, второго кондуктора поставили первым помощником, и все оставшееся время Севастьяненко потратил на то, чтобы хоть немного натаскать его. Это, разумеется, было вопиющим нарушением всех и всяческих правил, но ведь война, господа… Эссен лично пообещал, что выхлопочет этим двоим чины прапорщиков по адмиралтейству, если, конечно, они справятся со своими задачами, и не приходилось сомневаться – не подведут. Из кожи вон вывернутся, но своего шанса стать «их благородиями» не упустят. Во всяком случае, учились кандидаты в офицеры истово, упорством восполняя нехватку знаний, и тот факт, что мичман сам еще недавно был гардемарином, и большая часть знаний, которые ему вбили, не успела выветриться из головы, оказался только на пользу. Да и практически постоянное несение «Стерегущим» патрульной службы, подразумевающей длительное нахождение в море, оказалось к месту.
В результате, когда миноносец с заваленными мешками с углем палубой, коридорами и даже капитанской каютой вышел в море, он имел неплохо сплаванную и прилично подготовленную команду. Ну и командира, пользующегося (а это важно) ее уважением и поддержкой. Курс проложили еще на импровизированной базе, и он был утвержден лично Бахиревым. Все же как штурман командир «Рюрика» на голову превосходил молодых коллег, а потому его слово значило очень многое.
Тенью скользнув в ночь, «Стерегущий» экономичным ходом направился в сторону Вейхавея. В принципе вариантов того, куда ему идти, была масса, главное, держаться подальше от обычных морских путей. Не то чтобы русские моряки боялись встречи с японцами – в этой глуши вряд ли можно нарваться на боевые корабли, а транспорт, случись нужда, Севастьяненко отправил бы на дно не задумываясь, благо инструкции перед выходом в море получил самые недвусмысленные. Ну а если попадется нейтрал? Нейтралитет в этой войне, конечно, понятие относительное, но не будешь же всаживать мины всем, кто попадется на пути. Не то чтобы их было жалко, но так ведь мин не хватит. И потом, если попадется кто-то умный и проанализирует, где и когда исчезли корабли, то курс миноносца он определит достаточно точно, что в свете секретности операции не лучший результат. А не топить – так ведь проклятые нейтралы живо растреплют, что видели миноносец… Нет уж, лучше тихонечко, на кошачьих лапках, и молить всех святых о том, чтобы разминуться со встречными судами.
То ли святые помогли, то ли курс им Бахирев проложил идеально, но «Стерегущий» проскочил опасные воды без особых проблем. Единственный раз на горизонте мелькнул дым, но чужой корабль прошел слишком далеко, они даже верхушек мачт не разглядели. На второй день поднялось несильное, балла на четыре, волнение. Не шторм даже – так, болтанка. Это для «Рюрика» оно несильное, а маленькому, стремительному и хрупкому, как стекло, миноносцу досталось. Вот тут Севастьяненко и пришлось вспомнить, что значит «море бьет». В подобную болтанку он попадал только сопляком-гардемарином, в уже, как ему казалось, неизмеримо далеком прошлом. А потом – «Рюрик», палуба которого была надежна как скала. На нем и восемь баллов не слишком чувствовалось, а эти четыре броненосный крейсер попросту не заметил бы. Миноносец же – совсем другое дело, и мичману пришлось, неловко перегнувшись через фальшборт, малость повисеть над бездной, отдавая ей съеденное накануне. Правда, как с некоторым удовлетворением заметил Севастьяненко, в своих мучениях он оказался не одинок, и несколько матросов, в основном молодых, травили за борт не хуже его самого.
Впрочем, эти неудобства с лихвой окупались осознанием того, что он находится на мостике своего корабля. Севастьяненко попытался вспомнить, есть ли на флоте хоть один командир миноносца возрастом младше его. Про звание даже не задумывался, младше некуда, а вот по возрасту? Однако, сколько мичман ни ломал голову, вспомнить хоть один подобный случай у него не получилось. Головокружительная карьера выходила, лучше всех, пожалуй, есть чем гордиться.
К Вейхавею они вышли в темноте, точно как и рассчитывали. Соваться к этому формально нейтральному порту, северной базе британского флота, днем было бы как минимум опрометчиво. Британцы – враги, и, как бы они ни рядились в овечьи шкуры, в подобной ситуации лучше всего было бы не попадаться им на глаза. А вот для того, чтобы высадить человека, ради которого они сюда, собственно, и пришли, этот порт подходил не хуже любого другого. Более того, в этом змеином гнезде их наверняка не ждут, а раз так, то и проскочить будет легче, чем в месте, казалось бы, более спокойном.
Единственной проблемой виделась сложность ночной высадки. Сам-то миноносец сориентировать проблемы не составило – к вопросам навигации англичане подходили серьезно, и маяк работал штатно. Вдобавок, хотя Вейхавей сложно было назвать большим городом, огней в нем было предостаточно, и разглядели их еще издали. А вот подойти ночью, к берегу, на маленькой шлюпке – задача не из самых простых. Не видя, куда высаживаешься, легко разбить шлюпку и потерять людей. Однако же обошлось – Севастьяненко послал самых опытных и осторожных из своих людей, проверенных, тех, с которыми ходил в десант, и час спустя шлюпка вернулась к миноносцу. Чуть не проскочили в темноте мимо, но тут спасла матросская смекалка. Ночью даже тусклый свет фонаря виден далеко, и потому на носу и на корме миноносца поставили по фонарю, направив луч так, чтобы он шел параллельно берегу. Промахнулся – увидишь свет и правь на него. Так в принципе и получилось, вот только никто не сможет сказать точно, скольких нервов стоило командиру «Стерегущего» ожидание. Впрочем, сам он отнесся к этому философски, резонно считая, что такова доля человека, взявшегося распоряжаться жизнью и смертью подчиненных. Вот только когда миноносец ушел далеко от этих вод, он заперся у себя в каюте и хорошенько напился дрянного трофейного коньяка. Утром его мучило жесточайшее похмелье, но это, возможно, было и к лучшему – мичман был занят головной болью, а не переживаниями и самокопанием, о которых так любят писать «знатоки» русской души вроде Достоевского.
А потом – бросок к точке рандеву, и снова экономичным ходом. Можно было бы перехватить какой-нибудь угольщик, но для этого надо его сначала встретить. Именно поэтому Бахирев и дал Севастьяненко совет беречь уголь. Удастся пополнить запасы – хорошо, нет – экономичным ходом, скорее всего, удастся дотянуть до базы.
К счастью, судьба оказалась к ним благосклонна. На полпути «Стерегущему» встретился крупный пароход, нагло идущий под японским флагом и не боящийся неизбежных на море случайностей. А зря, кстати – предположить, что в этом районе появится русский корабль, сложно, но можно. Не с севера, так с юга – идущую с Балтики эскадру еще никто не отменял, и мало ли какие сюрпризы она готова преподнести. Вдруг Рожественский послал в разведку пару крейсеров, да еще и коротким путем, через Суэцкий канал? Плюс рейдер, который и без того уже натворил много бед. Только вот японцы, очень похоже, банально привыкли чувствовать себя здесь в безопасности, и в результате заливший брызгами палубу фонтан воды от разорвавшегося перед самым носом снаряда оказался для капитана транспорта неприятным сюрпризом.
В море уйти от миноносца нереально, это понимали все. Будь шторм или хотя бы свежий ветер, шанс бы имелся. Все же океанский пароход – судно большое, устойчивое и приспособленное к борьбе с волнами. Другое дело миноносец. Стихия таких кораблей – лихие кавалерийские атаки, но любое серьезное волнение резко снижает его эффективность. Малое водоизмещение тут играет против корабля, не дает развить хорошую скорость, мешает прицельно стрелять, а в хороший шторм даже сам корпус может не выдержать ударов волн. Но сейчас на море стабильно держались два балла, а это меньше, чем ничего, и потому капитан транспорта предпочел лечь в дрейф и не испытывать судьбу, тем более со «Стерегущего» передали, что не пожалеют на него мины.
Угольщиком трофей, правда, не был. Обычный грузовой корабль, везущий полные трюмы всего подряд, от бальзы до мороженого мяса (один из трюмов был переделан под рефрижератор), но его бункера оказались практически полными, и с них Севастьяненко смог пополнить запасы своего корабля, вновь забив углем все, что только можно. Правда, миноносец сразу же приобрел неумытый вид от моментально набившейся во все щели угольной пыли, но тут уж никуда не деться. Качество угля, кстати, тоже вызывало сомнения, но на крайний случай пойдет.