Крепостная навсегда
Шрифт:
— Плохо твои люди стреляют, — оскалился цыган. — Ненароком и в тебя попасть могут.
— Если бы это стреляли мои люди, — ответил Михаил, тоже прижимаясь к стене, — то ты бы уже был на Небесах.
— Я тебе не верю!
— Мне назначил здесь встречу Забалуев, в два часа пополудни.
— И мне он сказал, что придет в это же время, — цыган осторожно выглянул за дверь и быстро отклонился — пуля прошила деревянную доску над ним. — Но вместо него пришел ты. И не верю я ни тебе, ни ему!
— Верь, не верь, дело твое. Но в мои
— Черт не черт, а стреляет прицельно. Стой! Ты куда?! — цыган схватил Репнина за руку. — Я же сказал — живым ты отсюда не выйдешь!
— Надо выбираться с другой стороны дома. Ты что, не видишь, что стреляют в нас обоих?
— Выходит, обманули тебя твои друзья, — скривился цыган.
— Это не мои друзья!
— А кто?
— Откуда я знаю… — Репнин вырвал руку из цепких пальцев цыгана и приподнялся, чтобы перебежать к окну на противоположной стене избушки. — Что ж ты делаешь?! Забалуев только того и ждет, чтобы мы убили друг друга!..
Когда Репнин пришел в себя, то увидел над собой красивую молодую, черноволосую женщину с большими карими глазами в окружении длинных бархатных ресниц.
— Долго ты, барин, без памяти лежал, — ласковым, грудным голосом сказала она.
— Кто ты? — не понял Репнин. Последнее, что он запомнил, — страшный взгляд цыгана там, в избушке. А потом он почувствовал резкую, сильную боль и потерял сознание.
— Я — Рада, сестра Седого.
— Какого седого?
— Того, кто ранил тебя. Он наш вожак, Седой — его прозвище. Или уже забыл, с кем дрался?
— Я не дрался — это он хотел меня убить, — Репнин, наконец, огляделся.
Он лежал на какой-то подстилке в шатре, накрытый мягкой на ощупь тканью, но без одежды, с перебинтованы торсом.
— Рана не опасная, — поймала его взгляд Рада. — Седой неглубоко задел, до свадьбы заживет.
— Где я?
— У нас, в таборе — здесь для тебя безопасно. Здесь никого нет, кроме нас.
— А твой брат?
— Скоро вернется. А пока велел, чтобы я о тебе позаботилась. Лежи смирно, барин. Слаб ты еще.
— Я должен идти… — Репнин хотел привстать, но голова закружилась.
— Ты должен лежать, — Рада мягким движением заставила его лечь снова. — Будешь меня слушаться — скоро поправишься.
— Значит, твой брат поверил, что я не собирался его убивать?
— Мне нет дела до мужских споров. Я другое вижу — красивый ты, барин!
Репнин собирался возразить и неловко пошевелился, боль тут же дала о себе знать, и Михаил поморщился.
— Терпи, золотой, — успокаивающе прошептала Рада. — Такая боль скоро проходит. Плохо, когда сердце болит от любви. Эти раны долго не заживают. Но твоя скоро затянется.
— Ты колдунья?
— Нет, я простая цыганка, — Рада заглянула ему в лицо. — Скажи, а та, в твоем сердце, кто она?
— Самая прекрасная женщина
— Любишь ее?
— Больше жизни.
— Но если все же не заладится у вас, — вспомни про меня.
— У нас заладится, — убежденно сказал Репнин. — Она тоже меня любит. Я буду просить ее руки. Если, конечно, твой брат прежде не убьет меня.
— Не стану я тебя убивать, — прозвучал рядом уже знакомый Репнину голос.
В шатер вошел Седой. Рада передвинулась ближе к Репнину и поправила под ним некое подобие подушки, чтобы тому было легче видеть и разговаривать.
— Один раз ты уже пытался…
— Разве я знал, кто ты есть на самом деле? Хороший человек не станет с Забалуевым дел иметь.
— Однако ты и сам этого не избежал.
— Я не затем тебя спасал, чтобы ссориться с тобой. Я тебе кое-что показать хочу. Смотри, — Седой достал из кожаной сумки флакон. — Догадываешься, что это?
— Это… — понял Репнин.
— Яд, — кивнул Седой. — Смертельный. Из Индии привезен. Недавно точно такой же флакон у меня купил Забалуев. В том флаконе тоже был яд.
— Если бы купил, — вставила свое слово Рада. — Взял под честное слово. Он Седому деньги должен, а отдавать не хочет.
— Когда это случилось?
— За несколько недель до того, как убили барона. Я ему сказал, что во флакончике смертельный яд. Но его яд вовсе не интересовал, он только на флакончик позарился.
— И хлыст тогда же взял, — припомнила Рада.
— Яд и хлыст мне по наследству от дяди остались, — пояснил Седой. — Это семейная реликвия, наши предки из Индии вышли, а кочуют теперь по всему свету. Дядя говорил — яд очень сильный, чтобы человека на тот свет отправить одной капли довольно.
— Барону больше и не потребовалось, — тихо сказал Репнин.
— Он и нас убить пытался, дрянь-человек! Он у меня узнает, как наказывают обманщиков!
— Держись от него подальше, Седой, боюсь я за тебя!
— Нет, Рада, — покачал головою Седой. — Этого я ему не спущу. Он слово нарушил и денег не отдал, немало денег.
— Теперь мне все понятно, — приподнялся на подушках Репнин. — Он назначил нам встречу в один и тот же час, рассчитывая, что мы убьем друг друга. И каждый унесет свою тайну в могилу. Но если доказать его вину, Забалуева арестуют! В тюрьме он никому уже не сможет навредить.
— В этом я тебе не помощник! Кто поверит словам цыгана?
— Надо добыть доказательства! Он же где-то хранит остатки яда!
— Смелый ты, барин, но у меня с Забалуевым свой расчет будет. За свою жизнь я и гроша не дам, а этому старому обманщику отомщу.
— Для того чтобы свершилось правосудие, Забалуев должен остаться жив! — воскликнул Репнин.
— Обещать не могу. Тот, кто мне смерть готовил, ее сам и получит.
— Послушай, Седой, за то, что он сотворил, смерть ему будет только избавлением. Оказаться в тюрьме для Забалуева — гораздо большее наказание.