Крепостной
Шрифт:
— Нам разрешили поехать к брату в действующую армию!!!- восторженно завопил Михаил, к которому через мгновение присоединился и Николай. Даниил и Анна с усмешкой переглянулись. Когда семнадцати и пятнадцатилетний лбы вопят и скачут вокруг стола, будто трёхлетние дети — это действительно забавно…
Война с Наполеоном для Даниила прошла… никак. Нет, он, как и все, волновался и с жадностью ловил любые известия с фронта. Даже несмотря, что, вроде как, знал, чем всё окончится. Потому что реально он знал лишь чем и как всё окончилось в прошлом варианте реальности, а вот чем всё кончится сейчас — ещё вилами на воде писано. Сработает ли новая пуля так, как ожидается? И как это изменит ситуацию? Насколько помнил бывший майор — наибольшие потери на поле боя наносит артиллерия, а с ней у сторон ничего не поменялось. То есть новая пуля может вообще ничего не решить… А если даже и решит, то только ли в лучшую нас сторону? Например, что произойдет, если Наполеон, из-за б о льших потерь не сможет захватить Москву? Или сбежит из неё раньше? Приведёт ли это к тому,
Весь 1812 год они провели в Петербурге, так ни разу и не выехав в любимый «государыней» Павловский дворец. В первую очередь потому, что матушка Николая и Михаила желала, так сказать, держать руку на пульсе, а известия до Павловска доходили с опозданием на день-два-три. В зависимости от того решит Александр сразу по получении новых известий отправить гонца к матушке или его отвлекут какие-то неотложные дела… Так что волнения были. Радость от побед — тоже. Горе от поражений… ну-у-у, гораздо меньше, чем у других. Хотя у него и были мысли, что не всё так уж однозначно, но внутренне он верил в то, что в этот раз будет точно не хуже, и все поражения временные, и что вслед за потерянной Москвой непременно будет взятый Париж. Нет, так-то все верили и надеялись, но-о-о… и поражение под Смоленском, и оставление Москвы произвели на всех очень тягостное впечатление. Несмотря на то, что «своих» — то есть Николая с Михаилом и Анну, бывший трубочист как мог подбадривал, постоянно заявляя, что французы заплатят за всё… И для подобных заявлений у него было куда больше оснований, нежели просто знание того, как всё закончилось в прошлый раз. Основываясь на пусть и отрывочных, но, всё-таки, относительно полных собственных знаниях он всё больше осознавал, что война идёт немного по-другому. Не совсем, нет — основные сражения произошли там же, где он и помнил. А помнил он довольно много. В конце концов, история всегда была его любимым школьным предметом, а Отечественная война 1812 года была слишком значимым событием Российской истории. Да и потом, уже во взрослом возрасте, он много читал. А когда гулял с внуками по питерским музеям — ещё и дополнил свои знания. Например, про те же пули Минье, Петерса, Вилкинсона и Нейслера он узнал именно когда гулял с Тимкой… Так что про наполеоновские войны он, вероятно, знал больше, чем девяносто процентов его одновременнЫх сограждан. Но, всё же, профессиональным историком он не был. Поэтому его знания всё равно оставались фрагментарными. Так, например, он знал, что Смоленское сражение в его прошлой истории продлилось три дня. Но точные даты из головы вылетели. Поэтому он не мог точно сказать в те же самые даты оно произошло или сдвинулось по времени… Но, когда он узнал, что нынешнее сражение затянулось на шесть дней и в один из них — четвёртый, войска Наполеона даже были отброшены, правда не от Смоленска, а от деревеньки неподалёку — Рудни, стало ясно, что что-то действительно меняется. Хотя на тот момент пока всё ещё было непонятно, насколько и в какую сторону.
Бородино здесь тоже случилось. И, к его удивлению, сражение произошло в тот же самый день, что и раньше — восьмого сентября. Это бывший майор помнил точно! Потому что в ознаменование этой битвы восьмое сентября было объявлено Днём воинской славы России[1]. Результаты были… да чёрт его знает какие. Ну не помнил он числа потерь ни русских, ни французов. Но было у него ощущение, что здесь наши потери оказались поменьше. Во-первых, потому что на этот раз Кутайсов выжил, хотя и был сильно ранен. А, во-вторых, после Бородино перед уходом русской армии из Москвы здесь состоялось ещё одно сражение — под деревенькой Одинцово. Правда по масштабам оно было куда меньше — скорее просто двухдневными арьергардными боями, но после него стало окончательно ясно, что ситуация изменилась. И его послезнание можно отправлять псу под хвост. Во всяком случае, в отношении этой войны.
В Москву Наполеон, всё-таки, вошел, и произошло это в начале октября. Раньше или позже, чем в предыдущем варианте истории — бывший майор сказать не мог[2]. Опять не помнил… И продержался в городе до конца месяца. Всё это время французский император безуспешно рассылал письма и Александру, и Кутузову, и массе других респондентов, пытаясь склонить своих «vis-a-vis» к заключению мира в том числе и самим фактом своего пребывания в древней русской столице. И, так же как и в прошлой истории, ему это не удалось.
В остальном всё шло по прежним лекалам — пожар Москвы, партизаны, Тарутинский маневр, Малоярославецкая битва… вот только отступающую французскую армию зажали не на Березине, а на Друти, под Толочиным. Во время этой битвы погибли маршал Удино и семнадцать французских генералов, среди которых бывшему майору была знакома только фамилия Понятовского. После чего Наполеон рванул от армии прямиком в Париж. Похоже понял, что всё… Потому что измученные остатки его войск, которым удалось прорваться через Друть — далеко не ушли. Их зажали уже через семьдесят вёрст — на всё той же Березине, где и разгромили окончательно, взяв там в плен почти двадцать тысяч обмороженных и измученных солдат и офицеров. На чём «Великая армия» и закончилась… Так что с пулями он, похоже, заморочился не зря. «Курочка по зёрнышку» всё-таки, сработала. И если в прошлый раз Наполеону удалось-таки вывести из России тридцать тысяч своих лучших войск, в том числе почти всю гвардию, которой он так дорожил, что даже не бросил в бой в критический момент Бородинского сражения, то в этот раз ему так не повезло… Но — гений есть гений. Тем более что весь 1813 он действовал на уже привычном,
Но все эти битвы прошли мимо юных Великих князей. Потому что всю войну они провели в Петербурге, так что обо всех маневрах, битвах, победах и поражениях они узнавали постфактум. Поэтому реальная война их, практически, никак не затронула. В войска их не пускали (хотя Николай с Михаилом очень рвались), и ничего помимо того, что уже было сделано, они более не придумали и не сделали. Ну и никаких советов генералам никто так же не давал. Даже Даниил. Да у него никто их и не спрашивал… На волне патриотизма Данилка попытался припомнить хоть что-то, но первая же попытка с динамитом — окончилась полным крахом. Динамит, в принципе, вещество очень простое, потому он и стал первой более-менее широко используемой взрывчаткой. Он состоит всего из двух компонентов — нитроглицерина и кизельгура, а способов его использования в военном деле — масса. Например, фортификационные работы или те же мины… Так вот, кизельгур здесь был, хотя назывался по-другому — кремнистая или «диатомитова» земля. А вот нитроглицерина не было. Вообще. Совсем.
Потом он припомнил, как во время «срочки» на спор замесил мазь Вишневского и собрался осчастливить сим лекарством русских военных медиков. Но тут случилась та же засада, что и с динамитом. Потому что быстро выяснилось, что из трёх её компонентов в настоящий момент известны только два — дёготь и касторовое масло. Причём второе — дорогой зарубежный продукт, поскольку растение, из семян которого оно производится, ост-индского происхождения. А вот где брать ксероформ, да и что вообще это такое — никто не знает. При этом, вполне вероятно, данное вещество уже существовало, вот только пока называлось как-то по-другому. Ну как тот же анилин…
Потерпев фиаско с динамитом и мазью Вишневского Данилка успокоился и остальное время провёл в обычных делах и заботах. Большая мануфактура по производству металлических перьев заработала, хотя поначалу пришлось заниматься вовсе не перьями, снова налаживать производства пулелеек. Те, что сделали до начала войны уже к осени 1812 года частью износились, а частью были потеряны… Но с начала 1813 такие же пулелейки начали делать и оружейные заводы, так что появилась возможность не только вернуться к производству перьев, но и потихоньку начинать расширять ассортимент. Бывший майор припомнил конструкцию плакатных перьев, при помощи которых в покинутом им времени частенько приходилось оформлять наглядную агитацию в казармах и на складах, и через некоторое время пустил в производство несколько подобных образцов. Плюс они начали изготовление самых простых деревянных «держалок», так что круг тех, кто мог себе позволить новомодное «вечное перо» резко расширился. Комплект из простенького штампованного пера и «держалки» стоил всего пять копеек, но, в отличие от гусиного, был заметно удобнее и работал куда дольше. Так что «на круг» использование ручки с металлическим пером выходило дешевле, чем регулярно покупать дюжинами гусиные. Вследствие чего петербургское чиновничество новые перья оценило весьма резво. А за ним подтянулось и провинциальное.
А ещё они с Николаем, наконец-то, потихоньку довели до ума пулю Минье… а, вернее, Петерса, потому как у них получилась конструкция без железного колпачка тыльной части пули. Только не под русский калибр, а под английскую винтовку Бейкера, калибр которой был на 1/5 меньше, чем у егерского штуцера образца 1798 года, с которым они раньше проводили эксперименты. Новая винтовка при выстреле по-прежнему лягалась, но, уже не сбивая с ног, а весьма терпимо. Даже для семнадцатилетних пареньков, которыми к тому моменту стали Данилка и Николай. Тем более, что они к своим семнадцати годам благодаря как регулярным занятиям, так и, похоже, генетике, вымахали в настоящих богатырей. Вследствие чего у них получалось поразить из винтовки с новой пулей ростовую фигуру на дальности в пятьсот и, даже, бывало, что и шестьсот шагов. Причём, не местную «лошадь», а вполне привычную бывшему майору — полтора на полметра. Ну и отсутствие нормального капсюля так же заметно ощущалось… Впрочем, юный Великий князь получившийся результат оценил недостаточно высоко. Получилось — и ладно. Всё одно на войну не успели. Так что винтовку со всей сопутствующей принадлежностью он сбагрил на Даниила…
Николай с Михаилом успокоились только через пять минут. И тут же умчались в свои апартаменты. Собираться. Хотя выезд явно планировался не на сегодня. В этом времени вообще всё делается неторопливо. Уж такие здесь связь, транспорт и традиции… Так что время собраться точно будет. И много. Даже по самым скромным прикидкам — вряд ли меньше недели.
Так оно и оказалось. В путь тронулись после Святок. Большой компанией. Кроме Матвея Ивановича и роты измайловцев с эскадроном кавалергардов, которые составляли конвой Великих князей, с ними в путь тронулись «кавалеры к воспитанию», которых назначили к братьям… похоже потому, что авторитет главного воспитателя — Ламздорфа, в глазах братьев уже стал ниже плинтуса[3]. Это были статский советник Саврасов и генералы Алединский и Арсентьев. Кроме них в свиту вошли так же один из самых любимых преподавателей братьев — военный инженер полковник Джанотти и доктор Рюль. Так что компания получилась большая и весьма представительная.