Крепостной
Шрифт:
Уже при прощании выяснилось, что Михаил заехал к Даниилу по пути в Царское село, куда императорское семейство отправилось почти в полном составе.
— Кстати, могу дать тебе малую надежду на то, что твоя опала, если и не будет снята, но может чуть-чуть ослабиться, — сообщил Михаил уже с седла.- Ваш с Николаем англичанин, вроде как, закончил со своей увеселительной железной дорогой. И хочет на её открытие выпросить тебе разрешение на нём присутствовать. Потому как ты дал много ценных советов и сильно поспособствовал её улучшению. Так что брат склоняется к тому, чтобы это тебе дозволить. Хотя матушка по-прежнему против… Но ты готовься.
Глава 3
—
Даниил осторожно присел и выкарабкался из-под балки и с хрустом разогнулся.
— Устали, барин?- весело поинтересовался дюжий, чернявый мужик — старший артели, которая работала на строительстве моста через Обводной канал.
— Есть немного, — улыбнулся в ответ бывший трубочист, а ныне цельный «товарищ управляющего строительством Гатчинской железной дороги».- Зато размялся…
Николай вернулся из своей поездки по стране в начале мая 1816 года. К тому моменту опала Даниила практически сошла на нет. То есть во дворец его никто не вернул — он так и продолжал жить в Сусарах, в посёлке при строящемся заводе, но после поездки на открытие «увеселительной железной дороги» негласный запрет на его посещение Петербурга был фактически снят. Нет, никто ему об этом не объявлял, просто через пару недель после сего торжественного мероприятия, большую часть которого он скромно простоял в стороне, в посёлок прискакал курьер с сообщением, что его в среду его ждут на аудиенцию в Зимнем дворце вместе с «господином Тревитиком», где они с англичанином будут докладывать о проекте железной дороги. Вот так вот — с налёту… ничего ни обсудив, ни спланировав, ни подготовив обоснования. Так что бывшему трубочисту пришлось следующим утром подхватываться и лететь как угорелому в Петербург, захватив с собой все готовые чертежи и прикидки по маршруту.
Но этого оказалось недостаточно. По приезду Ричард обрадовал его тем, что государь-император, под настойчивым влиянием матери, решил не ограничиваться только лишь дорогой до Царского села, повелев проложить маршрут не только до него и, даже, не до Павловска, а до самой Гатчины. И это создало определённые трудности. Насколько помнил бывший майор, в покинутом им будущем электрички на Гатчину ходили с Балтийского вокзала. А на Пушкин и Павловск — с Витебского… Но посидели ночку, прикинули маршрут, нарисовали на карте и выдали запрошенный результат. Хотя эта загогулина добавляла один лишний относительно крупный мост через Ижору и два десятка вёрст общей длины дороги, зато в этом случае дорога выходила даже длиннее, чем Стоктон-Дарлингтон, которая была первой публичной железной дорогой в истории. Ну, в старой… которая теперь уже, понятно, будет совсем другой. И дорога Стоктон-Дарлингтон уже точно не будет первой.
На следующий день Данька, отоспавшись, оставил Ричарда готовить доклад, а сам быстренько сгонял до Академии художеств, где отыскал парочку «пансионеров», которым показал свои выполненный в трёх проекциях чертежи вагонов I и II классов и попросил по быстрому сделать несколько акварелей, изображающих веселящуюся публику, едущую в этих вагонах. Плюс изобразить вид поезда в целом на фоне живописного пейзажа. Поскольку изображения паровоза пока не было, договорились изобразить поезд таким образом, будто он находиться в повороте и паровоза не видно за вагонами…
На «презентации» проекта императорской семье бывший трубочист по большей части помалкивал. Большую часть информации изложил Тревитик, как и ответил
— Вот в этот вагон, если оборудовать его нарами, влезает сорок человек, а если сделать примитивные стойла с кормушками — то восемь лошадей с запасом фуража, — указал он на рисунок товарного вагона, после чего перелистнул лист.- А грузоподъёмности вот этой платформы хватит на 12-фунтовую пушку с передком. Ну, или две 6-фунтовых. Планируемый к производству паровоз должен быть способен за один раз утянуть до полутора десятков таких вагонов и платформ со средней скоростью в двадцать-двадцать пять вёрст в час. За половину суток при наличии нескольких паровозов до Гатчины возможно протянуть четыре подобных эшелона.
Аракчеев замер, наморщив лоб, а потом с удивлением произнёс:
— Так это что, можно будет при необходимости за день перебросить до Гатчины гвардейский полк с артиллерией? Ли-ихо…
На эту реплику оживился император Александр, уставившийся на старательно вычерченную схему будущей дороги с куда большим интересом, чем ранее.
Потом началось обсуждение бюджета, и прикидки Тревитика с Даниилом сразу же показали всю свою несостоятельность. Потому что цена выкупа земель оказалась заметно больше, чем они посчитали. Так что всё повисло на волоске. Но тут Данька вытащил акварели… и под давлением присутствовавших в зале женщин — решение о строительстве дороги было принято.
После чего началась работа над детальной проработкой проекта, вследствие чего он начал регулярно появляться в Петербурге у Тревитика, и никаких вопросов при этом к нему более не возникало. Впрочем, возможно, дело было ещё и в том, что все были заняты подготовкой свадьбы самой младшей из сестёр — Анны с наследником короля Нидерландов, который прибыл в Петербург в январе 1816. Так что всему императорскому семейству со всеми присными было не до него. Ну, кроме Мишки. Но и он так же был задействован в свадебных торжествах.
В апреле Данька нашёл ещё одного химика в свою лабораторию. Ну как в лабораторию… Алексей Гаврилович Волков был адъюнктом по химии Петербургской академии наук. Правда, уже в отставке. И поэтом. Вот такие здесь были химики… Так что Даниилу о нём рассказал Саша Пушкин.
Поначалу Волков категорически отказался присоединяться и в чём-то участвовать — отговаривался возрастом, слабым здоровьем, но когда посмотрел всё те же акварели и послушал воодушевляющую речь бывшего трубочиста, нехотя согласился приехать и посмотреть какие у них там затруднения. Ненадолго. Один раз. А, приехав, походил по посёлку, поприсутствовал на занятиях в железнодорожном училище, зашёл не только в химическую, но и в гальваническую мастерскую, после чего согласился-таки «посотрудничать». В лаборатории он появлялся не чаще раза в неделю, но при этом даваемые им советы и выдвигаемые идеи оказались весьма ценными. Так что уплачиваемые деньги он отрабатывал в полном объёме. Всё-таки Клаусу пока явно не хватало не только образования, но и опыта. Он был ещё в начале пути.