Крещение Новгорода. Роман в 4 частях
Шрифт:
– Моей женой может стать только девушка из знатной семьи. Такова была воля моего отца. И я её не нарушу.
– Эдак ты никогда не женишься, и я никогда не увижу внуков, – отвечала мать.
– Пусть так, но зато я останусь собой. А внуков ты увидишь. У тебя ещё Никита есть, скоро тоже взрослым мужем станет.
Так минул ещё один год. А в новом году в Новгороде закипели новые страсти. Летом в самом центре Новгорода в думскую избу понабилась вся дружина. Стояли локтем к локтю, с трудом дышали. Лишь один боярин сидел просторно на возвышении – воевода Добрыня в окружении своей старшей дружины.
– Вот зачем я вас собрал, бояре, – говорил воевода, – пришёл гонец из Киева с вестями от самого нашего князя Владимира. И вот какие вести он принёс. Князь распустил войско чародеев в Киеве. Спокойно, это не значит, что все прежние клятвы не имеют больше
– За богатой добычей отчего же не поехать? – послышался голос одного из младших дружинников.
– Что ж, дело хорошее, – отозвался другой, чином постарше.
– А ты, Вольга, что же, поедешь? – спросил кто-то.
– Да нет, должен же и здесь кто-то остаться, – отвечал Борис.
– Добре, – поглаживал свою бороду Добрыня, – так тому и быть. Долгое время в Новгороде была смута, а потому я здесь был и воеводой и верховным волхвом, а посадника и вовсе не было. В моё отсутствие его роль выполнял Сигурд. Но теперь и я, и он оба покидаем город, и нужно избрать того, кто будет посадником в моё отсутствие.
– Тут и гадать нечего, – вышел вдруг вперёд колдун Богомил, – ты только что поклялся, что клан Змея, – ваши друзья. Докажи это, докажи, что верен своему слову. Усыня меня здесь поставил, чтобы помогать тебе править. Значит, мне и быть в Новгороде посадником.
– Погоди, Богомил, – возразил ему боярин из старшей дружины, – посадник выбирается у нас дружиной, а не назначается сверху.
– Хорошо подумайте, – прищурился Богомил, – Новгород сейчас останется без войска, а клан Змея – рядом. Прогневаете вождя Усыню, и тогда даже боги обрушат на вас свой гнев.
– Ишь, грозится! – прокричал Борис Вольга.
– Не пугай, пуганные уже, – вторил ему другой.
– Правильно, Богомила в посадники, – закричал третий.
– Что говоришь, собака?
Началась толкучка, могло дойти и до драки. Добрыня встал перед сложной задачей. Поставить посадником Богомила – обидеть дружину, дать выбор дружине – обидеть Богомила, который однозначно в выборах не победил бы, да и самого Усыню, наверняка злого после ссоры в Киеве тоже обидеть не хотелось. Вождя клана Змея не боялся на Руси только дурак.
– Слушай, что скажу, – поднялся с места Добрыня как раз в тот самый момент, когда Борис Вольга схватил за грудки какого-то дружинника, готовясь вытрясти из него душу.
– Вижу я несогласие в нашей дружине, – продолжал верховный волхв. – Испокон веков в Новгороде действует обычай, что если нет в дружине согласия, решать должен народ.
– Вече! – радостно прокричал Борис Вольга.
– Вече! – заголосили и прочие бояре.
На вече были согласны все, поскольку здесь каждый мог решить вопрос в свою пользу. Народ был переменчив в своих решениях, его можно было подкупить, напоить, уговорить. И некого было винить в решениях славенского вече. Здесь и Богомилу было на что рассчитывать, хоть он был и не очень популярен. Но Богомил всё равно согласился с решением дружины, стиснув зубы. Так и быть, нового посадника пусть выбирает вече, как встарь. Слух об этом в момент облетел весь Новгород. И народ сразу оживился, сразу пошли слухи и толки, хоть никто ещё не знал кандидатов на должность посадника, знали лишь, что это будет кто-то из старшей дружины. Вместе с тем нужно было избрать нового верховного волхва и переизбрать тысяцкого ополчения. Богомил не зря был прозван Соловьём, и в первые дни после принятия решения о вече, вышел к народу и говорил такие слова:
– Новгород, уже 7 лет, как новая вера была принята вашим городом и городом Киевом. Такова была воля нашего великого князя – Владимира, который так же является и князем Новгорода. За эти
И очень глубоко слова чародея тронули местный народец. За красноречие жреца и стали называть Соловьём, послушать его речи собиралось огромное множество народу. Богомил говорил с помоста на соборной площади, что было дозволено лишь князю или посаднику. Колдун, следовательно, говорил так, будто бы он уже был посадником, говорил, как настоящий хозяин города. И, по сути, это было так, поскольку никто из старшей дружины не посмел ещё открыто соперничать с Соловьём за место посадника. Казалось, что это уже вопрос решённый, и править жрецу Богомилу в Новгороде. И пока Добрыня искал, кого бы поставить, пусть даже для виду, на выборах против Соловья, в город прибыли торговые лодьи боярина Стояна, на которых одним из начальников был совсем ещё юный Садко. Узнав о происходящем, скальд тайно отправился в Людин конец к старшине Василию, чтобы держать совет. Прибыв на место, Садко в очередной раз пожалел о том, что был изгнан. Братство шутов, когда-то созданное им, теперь получило невероятное могущество. Правда, большой власти в нём Василий не имел, правило здесь собрание, в котором больше влияния было у самых богатых. Но и сам сын Буслая богател и набирался опыта, а имя его наводило на людей страх. Василий как и прежде лютой ненавистью ненавидел колдунов за смерть своего отца, а потому решил, что если Богомил станет посадником, то ни за что не примет власть чародея и не подчиниться ему.
– Он ведь не только Перуну молится, – говорил Садко, – но и Симарглу – нашему богу. О Богомиле люди много хорошего толкуют.
– Для меня всё одно, – отвечал уже пьяный Василий, – ненавижу всех их. Когда-то новгородская дружина состояла из свободных людей. А что теперь? Все ползают на брюхе перед Киевом. Тьфу.
Садко понял, что бесполезно отговаривать друга и испил вина.
– Кстати, мы тут тебе жену нашли, пока тебя не было, – снова заговорил Василий, – недавно она овдовела и теперь тоскует по женской ласке.
Глаза Садка загорелись от любопытства. А в следующий миг в избу завели женщину, закутанную с ног до головы. Садко снял покрывало с её головы и увидел покрытую морщинами старуху.
– Иди ко мне, милок, – произнесла она. Вся братчина расхохоталась от такой шутки, Садко разразился хохотом и даже обнял и поцеловал свою наречённую, а после зачерпнул из бочки вина и выпил до дна целый ковш. Наутро с больной головой он отправился на двор к боярину Стояну Воробью. Своё прозвище «Воробей»» он получил за то, что имел владения на Воробьёвых горах. Сам дружинник был ещё молод, ему едва перевалило за 30 лет. Высокий, статный, русоволосый. Он был приблизительно одного возраста с князем Владимиром, более того, был другом юности князя. Когда Владимир был князем в Новгороде, юный Стоян буквально жил на его дворе. Когда отец Стояна вместе с князем отправился в Новгород, сын вошёл в старшую дружину и теперь был одним из самых верных бояр Добрыни, наравне со скандинавом Сигурдом и прочими доверенными лицами. Стоило Садку прийти на двор, как начальник побранил его за долгое отсутствие и сослал в конюшню убирать навоз. Едва он закончил, в конюшне появился боярин Стоян, который очень доволен был тому, что нашёл конюшни чистыми.